Фреска десятая
Природа обрадовала разнообразием. Сегодня дождь лил с самого утра.
Утром, когда она ещё спала, зазвонил телефон. Она ответила и долго не могла понять, чей голос слышит в трубке. С работы ей ни разу ещё не звонили, а спать она легла поздно, так как поздно вернулась в город.
Начальнику нужно было уточнить один вопрос по отчётности, и он, извиняясь, просил её приехать, когда ей будет удобно. Она пообещала, а потом ещё долго лежала и ждала, когда уймётся испуганное ранним звонком сердце.
И с папой вчера был тяжёлый разговор. Я вернусь, сказала она. Очень-очень скоро. И подумала: добровольное моё заточение подходит к концу.
Она его найдёт. Обязательно найдёт. Теперь, когда она всё знает о себе и о нём, когда прошла этот путь от начала и до конца. И не одна, а с ним. Он не может не понять. Он уже понял.
Под подушкой лежала тетрадка. Она достала её, перелистнула страницу с фиалкой и развернула те, между которыми лежала открытка. Яркий бесхитростный рисунок: девочка в пышном платьице и соломенной шляпе, в руках зонтик от солнца. На обороте - несколько слов: я люблю и верю. И рожица забавная пририсована: кто-то, получившийся не очень похожим на автора, сдвигает брови и злится...
Шарж на самого себя, шутливое покаяние. Она всего лишь отошла в тенёк, пока он покупал газету. И такой же турист, как они, по-английски спросил у неё дорогу к центру города. И она объяснила. Андрей был хмурым весь путь до отеля, а потом, когда пришли, спросил, зачем она так улыбалась. Как это "так", удивившись, спросила она. Ну, как будто ты ему обрадовалась, насупившись, ответил он.
...Катя грустно улыбнулась внезапно пришедшей в голову мысли. Если бы она тогда в разговоре с Денисом вспомнила этот случай, она могла бы ответить ему, что он не прав. Что она умеет смеяться, она смеётся. Там, в номере афинского отеля, она не могла удержаться! Андрей выглядел таким несчастным, таким обиженным, ей бы и хотелось быть серьёзной... Но она не могла, такой счастливой была реальность по сравнению с ним! И он потом тоже стал смеяться, и они смеялись вместе...
Здесь, в этой тетрадке, - два случая. Похожих, почти одинаковых. Совершенно разных... В первом ей даже не понадобилось усилия, чтобы отмахнуться. Это пришло само собой, естественно, как смех, вырвавшийся изнутри.
Во втором, испугавшись собственного призрака из прошлого, отмахнуться не смогла. Засмеявшись по памяти, по инерции, - захлебнулась.
А потом - покатилось колесо. Причины нанизывались на следствия и перепутывались с ними. Он хотел верить и не верил, а она своим виноватым видом усиленно помогала ему... А потом, что было потом? Она просила его, уговаривала... Но он думал, что всё это только из-за него, что она жалеет его... Не хотел знать подробностей, исчез... Все боялись: он запьёт, но она знала, что он не будет пить.
Он позвонил и сказал: я не могу смотреть, как ты мучаешься... отойду, чтобы ты могла быть свободной. А она только плакала, слёзы душили её, как в те несколько ночей, когда он ещё был дома...
А Денис искал встречи с ней. Она чувствовала: он был искренне расстроен тем, что случилось. Там, в номере, он поблагодарил её за сочувствие, сказал, что она дорога ему как человек. И, несмотря на свой страх в последнее время, она была тронута. Ещё и потому, что до конца поняла свою привязанность к нему, поняла, что ни ей, ни Андрею нечего бояться. И как раз в тот момент, когда она это поняла, Денис всё испортил. Да как! Он как будто смеялся над этим её освобождением. Стал нести какую-то чушь о том, что от дружбы до настоящего чувства - один шаг, полшага...
Но, как ни странно, это тоже помогло ей. Ускорило очищение. Она вдруг почувствовала себя сильной и способной на всё. Как раньше бывало, о чём она уже и забыла... И она выставила его за дверь, ни секунды не сомневаясь, что этим ставит точку. С переживаниями последних недель и тенью последних лет было покончено навсегда.
...Девочка чуть насмешливо улыбалась ей с открытки. И она тоже улыбнулась и закрыла тетрадь. Засохшая фиалка хрустнула внутри.
Завтракая и собираясь на работу, она так привыкла видеть дом напротив. Сегодня из-за дождя окно было слепым, но она совсем не расстроилась. Из-за этого дневного дождя и всё остальное выглядело по-другому. Чувство чего-то нового, чего-то неизвестного, но хорошего, наполняло её. Она знала, что её ждут перемены. Не знала какие, не знала когда, но знала, что они должны произойти.
***
Последние дни. Ещё немного.
С директором был очень непростой разговор. Советует ещё и ещё раз всё обдумать. Чтобы потом не пожалеть, потому что вернуться будет трудно. Всегда неприятно признавать свои ошибки.
Я сказал ему, усмехнувшись: я же признал, если уезжаю. Смогу и в другой раз признать. Но это не понадобится. Я не захочу возвращаться.
Она, наверное, ждёт тебя, покачал он головой. Но вы прошли через такое, откуда так просто не вернёшься...
Не знаю, ответил я. Но я чувствую, что ещё не прошли. Через всё, что должны были пройти. Нам надо было разобраться с этим Денисом, и ей, и мне. Она больше не боится прошлого, а я покончил с ревностью. Ведь я мог ревновать только к нему, понимаешь? К единственному человеку... И этого больше нет. А теперь... Саныч, у нас дети будут.
Дети-то не проблема, лукаво ответил он. В крёстные позовёшь?
А как же...
Он ещё раз спросил на всякий случай: может, ещё на недельку?.. Я покачал головой, и он вздохнул: ну вот, а ты карточку только оформил... Съезди всё-таки, сдай, из банка звонили. Я улыбнулся: ладно, заберу.
Это у других людей выходные. Семья, дети, гипермаркеты... А для меня эта суббота была самой рабочей. Сорваться с места - значит, подвести. Не хотел я никого подводить. Привёл бумаги в порядок, созвонился с кем надо. А потом поехал в банк.
Тоска накатила внезапно, как приступ. В одну минуту всё пропало, все эти заботы, дождливый город... Я почувствовал, что прямо сейчас, немедленно, хочу уехать отсюда. Вот здесь, на этом светофоре, повернуть не к банку, а в другую сторону. И плевать на вещи, на карточку, на всё, что останется здесь. Еле подавил желание выбросить эту злосчастную карточку в окно и переключить поворот. Даже испарина на лбу выступила. Но мне почему-то стало важно доехать до конца.
...А я уже и забыл, какой неприятный странный запах в этом заведении. Как будто не банк, а склад лакокрасок. Пока подписывал бумажки, спросил у оператора. Так у нас же наверху издательство, ответила она. А как вы думали? У них и вентиляция мощная, а всё равно не выветривается...
Я поставил последнюю подпись и пожелал ей удачи. Чтобы поскорее всё выветрилось.
***
Когда я вышла из редакции, вдруг сильно захотелось пить. Улица в выходной была пуста, а значит, и в кафе напротив пусто. Я вошла в полутёмный маленький холл, села за столик, и тут же подошла официантка. Только сейчас, глядя в окно кафе, я поняла, что мне показалось необычным. Дождь закончился. А ведь уже почти вечер, сказали мне стрелки больших часов на стене.
А мне кажется, что ночь, вдруг подумала она, вновь повернувшись к окну. Я сплю... Я сплю и вижу его. Он стоит там, за стеклом, у своей машины.
Вот видишь, где ты жил! - говорю я ему...
Вот видишь, где ты жил, вдруг услышал он. Ты не знал ни ночи, ни дня... Ты и сейчас спишь и не видишь меня... Я не сплю и вижу тебя, обернувшись, ответил он. Это стекло почти высохло от дождя, но всё равно мне трудно тебя разглядеть. Подожди... Не уходи... Я сейчас.
Я сделал шаг, и два, и вошёл в кафе. Я застыл на пороге и прислонился к дверному косяку.
Катя, в этом городе есть площадь, и церковь, и памятник... А ещё вокзал, я провожал Малиновского...
И я... Зорькина провожала... А потом ехала мимо ресторана... Знаешь...
Знаю... Я был в этом ресторане. А когда вышел, шёл дождь.
Да-да. Дождь. Он здесь всегда. Всегда. По вечерам.
И только сегодня дождя нет. Он закончился... Ты примешь меня?
Она улыбнулась жалобно. Я ждала тебя...
Но ведь я сделал тебе больно, горестно прошептал он.
Но ведь я сделала тебе больно, эхом ответила я.
***
Это была уже другая фреска, новая. И тоже одна на двоих.
Они продолжали рисовать.
Они верили в продолжение.
---------
НеКОНЕЦ...
|