* * *
Магмедицина не могла творить чудеса и излечивать болезни вроде рака или СПИДа, но со случаями попроще, вроде неопасных пулевых или ножевых ранений, она порой справлялась успешнее, чем медицина обычная: ускоряла процесс сращивания тканей, убирала боль быстрее и безопаснее, чем лекарства, эффективнее очищала кровь. На магов медицинские чары действовали лучше, чем на не-магов, и потому, когда Леша вернулся в больницу, Полина уже пришла в себя и была вполне адекватна.
У лифта в холле внизу Леша встретил Алису. Она держала в руках два пластиковых стаканчика с отвратительным даже на вид кофе. Увидев Лешу, она кивнула ему и, когда они зашли в лифт, сказала вдруг:
— Знаете, я всегда надеялась, что мои девочки будут дружны, несмотря на разницу в возрасте. Но я и не думала, что они станут настолько близки, что начнут хранить от меня тайны. Да еще так неумело: как будто я поверю, что они и в самом деле захотели кофе. Мало того, что его здесь невозможно пить, так еще и Полине его нельзя.
Пока Леша соображал, что ответить на это, не выдав себя, лифт раскрыл двери на нужном им этаже, и, подойдя к дверям палаты, Алиса продолжила:
— Полина сказала, что вы спасли ей жизнь. Спасибо. — Она встала перед Лешей и посмотрела ему в глаза. — Я всегда боялась, что когда-нибудь мне позвонят и скажут, что Полина погибла, и я благодарю вас за то, что в этот раз этого не случилось.
— Я… — К своему ужасу Леша увидел, что ее глаза блестели от слез.
Но, к счастью, ему не пришлось ничего отвечать: она быстро сунула ему в руки почти остывший кофе и сказала нарочито бодро:
— Идите. Поля будет рада видеть вас. Думаю, больше чем меня.
На ее губах промелькнула улыбка, и, не успел Леша ничего сказать, как Алиса открыла дверь палаты и подтолкнула его внутрь.
Когда он зашел, Алена, что-то с энтузиазмом рассказывавшая сестре, осеклась и поначалу недовольно посмотрела на незваного гостя, но затем, увидев у него стаканчики с кофе, повеселела и сказала:
— Привет. Что, встретили маму и она вам нажаловалась, что мы ее выгнали? Знаю, нажаловалась, она такая. Зато Поля передохнула, иначе мама задушила бы ее заботой. Пойду ее еще отвлеку, а вы пока… пообщайтесь.
Не скрываясь, она подмигнула Полине, улыбнулась «Стрельникову» и вышла из палаты.
— Это у нее реакция на стресс, не обращай внимания, — тихо сказала Полина. Нет, все же не умела она врать.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга, пока Леша не поставил на тумбочку стаканчики и не присел неловко на край кровати.
— Я… — одновременно начали они и одновременно же замолкли.
— Это ты, — сказала, наконец, Полина, глядя на него, не отрываясь. — Это ведь ты.
Голос ее чуть дрожал.
— Я, — согласился Леша и осторожно взял ее руку в свою.
Слезы полились из ее глаз, словно река, больше не сдерживаемая внезапно прорвавшейся плотиной.
— Прости, прости, прости, — всхлипывая, бормотала она, — я не хотела, чтобы все так вышло, прости.
Несколько секунд Леша растерянно смотрел на нее, не зная, что делать.
— Все в порядке, Поля, все в порядке, ну что ты? — поглаживая ее по щеке, сказал он. — Успокойся, все хорошо, ты ни в чем не виновата…
— Виновата! Я не думала, что все будет так. Тогда, когда Призрак тебя… когда ты…
— Что, ты не хотела меня спасать?
Он спросил это не всерьез, просто чтобы отвлечь Полину, но вдруг понял, что ему важно услышать ответ.
— Нет! Хотела, конечно, хотела, но не так! — полузадушено воскликнула она. — Ты ничего не помнил, я думала, что ты у-умер, и Стрельников…
Слезы полились с новой силой. Склонившись над ней, Леша обхватил ее лицо ладонями и, прислонившись лбом к ее лбу, сказал тихо, но твердо:
— Все хорошо, слышишь? Все хорошо, Полька-бабочка, клянусь. Я жив, это я, и я определенно предпочитаю быть живым, а не мертвым. И он, он все понимал и ни в чем тебя не винит. Ну же, успокойся, пожалуйста, все в порядке, ты все сделала правильно.
— Откуда ты знаешь? — шмыгнув носом, спросила она.
— Знаю, — просто ответил Леша, чуть отстранившись от нее, и потерся носом о ее нос. — Ты мне веришь?
— Это правда ты? — спросила она, глядя на него широко распахнутыми глазами, обрамленными мокрыми слипшимися ресницами.
— Я.
Она вдруг порывисто поднялась, едва не ударив его лбом в нос, и крепко обняла.
— Жив, жив, жив, — исступленно шептала она, пока Леша успокаивающе гладил ее по спине, бормоча бессмысленные нежности.
— Так, что у нас тут? Вы с ума сошли? — прервал их незнакомый возмущенный голос.
Повернувшись, Леша увидел в дверях рассерженную медсестру. Он как можно осторожнее положил Полину обратно на кровать, но она все равно коротко застонала, закусив губу, и только тогда он понял, что один из приборов, к которым она была подключена, противно пищал.
— Выйдете отсюда немедленно! — приказала медсестра, яростно глядя на Лешу. — Пациентке нужен покой, а вы что творите?
Она проверила показания приборов, подкрутила что-то в капельнице и напустилась уже на Полину:
— Вы-то чем думали? Только-только из операционной, швы хотите порвать? Дайте я проверю. — И, не поворачивая головы, обратилась уже к Леше: — Вы все еще тут? Если не уйдете по-хорошему, я позову охрану.
Он не хотел уходить, только не когда Полине было больно, но в ее взгляде, обращенном к нему, была не только боль, но и сумасшедшая радость, и изрядная доля веселья — так бесцеремонно с ним на ее памяти никогда не обращались, — и он ушел. Он не мог сказать, что теперь все было хорошо, что они все прояснили между собой, но, по крайней мере, он был уверен в том, что у них есть шанс на счастье, совместное будущее, и пока ему этого хватало.
* * *
— Ты что здесь делаешь? — удивился Макс, увидев Лешу на скамейке возле больницы.
— Сижу, — философски ответил тот. — Тебя жду.
Макс звонил час назад, сказать, что едет сюда, так что ожидание было оправдано, но почему…
— Тебя что, выгнали? — обреченно спросил он.
У Леши хватило совести выглядеть смущенным. Макс знал, что в запале, охваченный энтузиазмом, Леша мог не обращать внимания ни на окружающих, ни на правила, которые они просили его соблюдать, и его уже пару раз выгоняли из больниц, но тогда он либо был ранен сам и маялся от скуки, либо развлекал раненых коллег. Умудриться за несколько часов стать персоной нон-грата в госпитале, где только что прооперировали его жену, — это надо было постараться. С другой стороны, это было вполне в его духе, и Макс в очередной раз убедился в том, что он мало изменился.
— Полина порвала швы, — признался Леша. — Случайно, разумеется. Совсем чуть-чуть. С ней все будет в порядке, но мне запретили заходить к ней в палату. И вообще всем.
Макс покачал головой, но все же пробормотал:
— Ну, это мы еще посмотрим. Подожди пока здесь.
Однако вопреки его расчетам, его к Полине тоже не пустили. Суровая медсестра на посту заручилась поддержкой дежурного врача, и выгнала Макса, несмотря на его служебное удостоверение, заверения в том, что за Полиной нужен постоянный присмотр, и намек на огромную благодарность. Медсестра заявила, что больным не нужен присмотр, после которого им снова приходится накладывать швы, но если уж «господин следователь» так настаивает на охране, то пусть выставит ее в коридоре после согласования с главврачом. Максу пришлось уйти, так ничего и не добившись, кроме информации в том, что Полина уже хорошо себя чувствует и быстро идет на поправку.
Леша все понял по его мрачному взгляду и, вздохнув, сказал:
— Не знаю, как ты, а я зверски хочу есть. Составишь мне компанию? Заодно, наконец, расскажешь, кого я убил и почему напали на Полину.
Макс потер переносицу, подумал и выдвинул встречное предложение:
— Давай так: мы едем ко мне, заказываем еду на дом и я зову Андрея, который все равно не успокоится, пока не пообщается с тобой лично. По пути я рассказываю тебе о деле, из-за которого напали на Полину, а потом мы все вместе делимся соображениями по Призраку и его сообщникам. И если после этого меня не выгонят и я еще продолжу возглавлять отдел, то я буду очень удивлен.
— Идет. Стоп, «возглавлять отдел»? Серьезно? Поздравляю. А Зубр…
— Устал, — лаконично ответил Макс.
— А, ну тогда хорошо. Что с ним все нормально, я имею в виду. Ладно, едем, звони Андрею.
И, засунув руки в карманы, он решительно пошел к выходу с территории больницы. Макс пару секунд смотрел ему вслед, а затем, тихо хмыкнув, отправился за ним. Забавно, как два года неопределенности и мрачных мыслей судьбе Лешки стерли из памяти Макса то, каким невыносимым он порой мог быть.
* * *
Естественно, Андрей поверил в то, что в теле Богдана Стрельникова находилось теперь сознание Алексея Краснова. Не мог не поверить. «Стрельников» не только держался и говорил как Лешка — не в точности, конечно, но очень и очень похоже, — но и знал то, что мог знать только он. Однако это, тем не менее, было очень сложно уложить в голове, и Андрей долго мучил Лешу расспросами, пока не махнул, наконец, рукой и не обнял его неловко, похлопав по спине.
К тому времени пицца, заказанная Максом, уже остыла, но это не помешало Андрею с аппетитом накинуться на нее. (Сам Макс и Леша до его прихода подкрепились курицей-гриль, вспомнив юность.) Леша уже знал в общих чертах о деле «Квартета», но у Андрея была новая информация, еще неизвестная Максу.
— …мои ребята опросили уже кучу народа: родственников, друзей, соседей всех мастеров Квартета — все как обычно. Двое, Емельянов и Астров, скрылись с семьями, Шишикин жил с родителями, но они ничего не знают, а Лапина жила одна, и друзей ее мы не нашли. Но зато в квартире Лапиной мы наши несколько билетов до Волоколамска, а родители Шишкина сказали, что он работал в Подмосковье — где именно, он и не говорил, но, по его словам, ему нужно было два часа, чтобы туда добраться. Он ездил туда не каждый день, и родители считали, что он фрилансер и просто отвозит туда готовые работы. От его дома до Волоколамска как раз полтора часа, плюс время, чтобы дойти до мастерской. В общем, мы пока сосредоточились на Волоколамске и прилегающих территориях, но это все равно, что искать иголку в стоге сена, как вы понимаете. Мы запросили карту магической активности, но что от нее толку? Там полно багровых участков, масса розовых, немного прозрачных и много закрытых от сканирования. Понадобится уйма времени, чтобы проверить их все.
Фонилки — кристаллы, показывающие уровень магии в определенном радиусе действия, были установлены на всей территории страны, и с них регулярно снимались показания, на основании которых составлялись актуальные карты магической активности.
— Это потому что вы неправильно проверяете, — заявил Леша. — Смотри, если допустить, что Дроздов и Квартет все еще прячутся в своей мастерской, а не разбежались, кто куда, то мы должны исходить из того, что они все умны и хорошо знают систему. То есть понимают, что мы… что вы в первую очередь будете проверять области с наибольшей магической активностью и выяснять, какие из закрытых от сканирования участков принадлежат обороне и секретникам, а какие — потенциальным преступникам. Но в их случае достаточно ловкости рук и немного таланта, который у них явно есть, и фонилки в районе их мастерской будут розовыми или вообще прозрачными. Мы редко пользуемся такими картами и показаниями фонилок, поэтому можем и не знать, гуляют на черном рынке такие глушители или нет, как давно и в каком объеме. Или уже знаем?
— Нет, — заверил его Макс.
Андрей торопливо доел кусок пиццы и сказал хмуро:
— Да, ты точно не изменился: по-прежнему ищешь приключения на свой зад, а находишь головную боль и дополнительную работу для окружающих. Я позвоню Горячеву: без его визы я не могу изменить график проверок. Если он ко мне прислушается, то мы сегодня постараемся нарыть информацию о зданиях с нулевой и минимальной магактивностью, а завтра осторожно прощупаем их. Я думаю, Квартет пока отсиживается в своей норе: у них наверняка есть заказы, которые они должны скоро отдать. Было бы глупо упускать последний куш.
— Было бы глупо рисковать, — возразил Макс.
— В любой другой ситуации, возможно. Но сам посуди: у Дроздова на руках внучка-инвалид, у Емельянова — сестры, одна из которых несовершеннолетняя, у Астрова — жена и маленький ребенок. И всем им надо где-то и на что-то жить. Сколько бы они ни заработали уже на артефактах, этих денег, поделенных на всех, недостаточно, чтобы устроиться с удобством на новом месте и жить припеваючи.
— Может быть, — неохотно согласился Макс. — Это станет ясно, когда мы их найдем.
— Вот именно. Поэтому у меня пока что ну никак нет свободных людей для всего, что ты перечислил в заявке. Повторный допрос родственников и коллег Залесского, сбор информации на работников операторов базы данных, охрана ломбарда… Где я столько народа возьму? Тем более что у меня и так людей не хватает — замену Яровому и Гулимову я еще не нашел. У нас и без особого магического отделов хватает, а у них — своих дел, и это не говоря уже о Горячеве: у него срочная операция на контроле начальства, никто мне не даст отозвать людей ради чего-то не столь значимого. Охрана ломбарда — хорошо, согласен, там есть реальная угроза жизни, но все остальное — нет. Или жди, пока мы освободимся, или пусть Беспалова своими силами справляется.
— Вот поэтому-то я и написал тебе подробный и аргументированный запрос: чтобы ты мог также подробно и аргументировано отказать мне. Иначе нас обоих, если что случится, то же начальство сожрет живьем без соли и перца.
— Да и так сожрет, что с бумажками, что без, — усмехнулся Андрей.
— А с бумажками у них хотя бы будет несварение желудка от осознания собственной несправедливости, — почти серьезно сказал Леша.
Андрей, будучи воспитанным и интеллигентным человеком, удержался от того, чтобы не показать ему средний палец, и, достав телефон, пошел на балкон звонить Горячеву.
— Матвеич впечатлился, — сказал он, вернувшись в комнату. — Правда, я сказал, что это моя идея, уж извини. И поэтому я сейчас еду в Башню: раздавать ценные указания и разрабатывать планы. Горячев меня уже ждет не дождется.
— Он еще там?
— Он всегда там. В смысле, он уже пару суток живет в Башне. Говорит, что если поймает «Квартет», подумает о пенсии. Наверняка врет, он дольше нас все проработает. Все, я пошел… Макс, я завтра позвоню. Давайте знать, если что случится. Привет Полине. Леха… в общем, я рад, что ты… ну, ты понял.
Положив на секунду Леше руку на плечо, Андрей кивнул и ушел.
— Знаешь, — сказал Леша, когда они вернулись в гостиную, и он растянулся на диване, заложив руку за голову, — мне иногда кажется, что это… не сон, нет, а скорее галлюцинация. Что сейчас я очнусь и выяснится, что на операции меня зацепили какой-то психотропной дрянью. Или что я попал в аварию и раскроил себе череп, и что я — Богдан Стрельников, придумавший себе Алексея Краснова, пока валялся на операционном столе под наркозом. Но самое паршивое в этом то, что я никак не могу определиться, какой вариант хуже.
Он замолк, невидяще глядя в потолок, и Макс, поняв, что он больше ничего не скажет, тихо ушел на кухню поставить чайник. Наверное, это было глупо, но он чувствовал легкую обиду на Лешу, который не был также твердо, как сам Макс, уверен в том, что его спасение два года назад было благом.
Когда он вышел из кухни, Леша спал, но даже во сне он продолжал хмуриться. Макс вздохнул и отправился в душ.
* * *
— Чего я не понимаю, — сказала вполголоса Катя Беспалова, — так это к чему такие сложности с Амеличевым. Зачем его было убивать, поджигать салон? Можно было вытянуть из него правду и заставить отдать все гораздо проще, «пыточной», например, или «свиданием с Инквизицией».
— Преступник не мог по-другому?
Катя вздрогнула от неожиданности: она совсем забыла, что в кабинете с ней находился военный из минобороны, Сергей Витальевич Рожнов, привезший данные, которые запросил Макс. Его задачей было следить, чтобы файлы не попали в чужие руки, и сотрудничать со следователями Башни, если им потребуется более полная информация на того или иного сотрудника, имевшего доступ к базе данных магов с высоким магическим потенциалом.
— Простите, — обаятельно улыбнулся Рожнов, сидевший до этого с видом каменного сфинкса. — Я не хотел сбивать вас с мысли или лезть не в свое дело, но…
Катя кивнула, давая понять, что не против, и он продолжил:
— Вы рассуждаете с точки зрения опытного следователя и сильного мага. Но представьте себе, что вы впервые совершаете преступление, неважно, какое, важно, что вы очень хотите получить что-то в итоге. У вас нет опыта, только теоретический расчет, и нет достаточных сил и знаний. «Пыточная» и «свидание с Инквизицией» — исключительно словесные заклятия, их невозможно подвесить на артефакт. Я не ошибаюсь? Я окончил Университет и Военную академию, но уже даже не помню эти заклятья, не говоря уже о том, чтобы применить их. Кто из неопытных, тем более необученных магов может с ними справиться? Пистолет и артефакты в таких обстоятельствах куда проще и надежнее.
— Да, но…
Катя осеклась. Во-первых, про след Призрака они старались не распространяться, а во-вторых… Если Рожнов прав, то что это меняет? Ничего, разве что… Почему преступник или, скорее всего, преступница активировалась именно сейчас? Что ей мешало сделать это раньше, тем более что тогда было бы больше шансов найти все нужные ей предметы у Амеличева, ведь не сразу же он их продал. Слабый маг, сообщница Призрака, пользующаяся теми же чарами, что и он…
«Она использует его материалы! — мысленно воскликнула Катя, поспешно отвернувшись от Рожнова. — Артефакты и записи. И раньше их у нее попросту не было или же она почему-то не могла ими воспользоваться. Но сейчас у нее появился шанс, и она вышла на охоту, однако собственных сил ей не хватает, отсюда — пистолет и сообщник. Кстати, кто может быть ее сообщником, ворвавшимся с ней в салон к Амеличеву?». Катя знала, что нельзя безоговорочно полагаться на одну интуицию, но сейчас она ничего не теряла: какая разница в каком порядке проверять подозреваемых? — и потому в первую очередь отобрала из непроверенных еще женщин тех, что были не замужем и уже немолоды. Конечно, мужчина плюс женщина-сообщник не всегда означало роман, но… но ничто этого и не отрицало. Она с самого начала придерживалась этой версии и не собиралась от нее отказываться.
Когда она оторвалась, наконец, от компьютера и потянулась, тихо охнув от боли в затекшей спине, на часах было почти семь вечера.
— Простите, пожалуйста, я увлеклась, — виновато сказала она Рожнову, который, казалось, сидел все в той же позе и ни разу не шелохнулся.
— Ничего, я понимаю. Полагаю, до завтра?
— Да, я…
В этот момент зазвонил городской телефон. Вызов был внутренним, и Катя, извинившись, взяла трубку.
— Екатерина Андреевна, это дежурный Кравцов. На ломбард, к которому Краснова приставила охрану, напали. Двое. Одного вырубили, второй сбежал.
— Жертвы есть? — спросила Катя, вспомнив о погибших при нападении на квартиру Амеличевых оперативников.
— Нет. Вы поедете?
— Конечно. Через десять минут буду у выхода.
— Лады.
— Труба зовет? — спросил Рожнов.
— Да. Сергей Витальевич, я понимаю, что уже поздно, но на месте преступления задержан один из преступников. Я пока не знаю, кто это, но, возможно, кто-то из тех, чьи дела вы нам привезли. Если так, то нам понадобится информация, причем как можно скорее. Не могли бы вы…
— Давайте сделаем так: я возьму флешки и свой компьютер и поеду с вами. Мой уровень доступа позволяет мне находиться на месте преступления.
— Спасибо, — устало улыбнулась Катя.
По дороге в ломбард Катя, несмотря на слова дежурного, боялась, что увидит ту же картину, что и в доме Амеличевых, но, к счастью, ее опасения не оправдались. Более того, несмотря на неравные силы — двое преступников против одного оперативника и нескольких гражданских, — нападение было успешно отбито, никто не пострадал, а одного нападавшего даже удалось обезвредить и арестовать. Вернее, преступницу. Она и ее подельница — теперь Катя не сомневалась, что это тоже женщина, — вошли в ломбард в половину седьмого, перед самым закрытием (сокращенный график работы был установлен по рекомендации Полины). В ломбарде, заменив обычного охранника, дежурил один из оперативников, Костя Савичев. Все случилось за какие-то считанные минуты, если не сказать секунды: двое в лыжных масках ворвались в ломбард и с криками: «Всем на пол» выстрелили в воздух и одновременно в «охранника». Но на Косте был предактивированный амулет щита, и пуля не причинила ему вреда. Мгновенно сориентировавшись, он набросил на нападавших «мумию», но заклятье достигло только одного из них, второй уклонился и от «мумии», и от брошенного следом «покрова темноты». В ответ он швырнул в Костю взрывным заклятьем, которое тот сумел отвести в сторону, и сбежал. Сотрудники ломбарда спрятавшиеся в под прилавком, не пострадали.
Задержанная, спеленатая «бархатными оковами», злобно посмотрела на вошедшую в ломбард Катю, Рожнова и пару оперативников. Она была… С ней было что-то не так, и Катя не сразу сообразила, что ее расплывшееся, отекшее и какое-то бугристое лицо — результат пластической операции, по всей видимости, неудачной.
Никаких личных вещей и документов при ней не было. Пока Катя пыталась допросить ее — в первую очередь, конечно же, она хотела выяснить личность второй преступницы, — Рожнов искал ее в своей базе, но ни то, ни другое не принесло удачи: женщина упрямо молчала, и в базе ее не было.
— Увы, больше ничем не могу вам помочь, Екатерина Андреевна, — развел руками Рожнов, когда женщину посадили в машину, чтобы отвезти в Башню.
— По крайней мере, у нас есть хоть что-то, — отозвалась Катя.
— Увидимся завтра в девять?
— Да, спасибо.
Рожнов ушел, а Катя поехала в Башню. И как только они доехали до нее и зашли внутрь, поняли по почти осязаемой напряженной атмосфере, по взглядам тех, кто встретился им в холле и коридорах, что что-то случилось. Что-то плохое.
* * *
По дороге на работу Леша был уверен, что он выставит себя полным идиотом. Он прекрасно помнил заклятия первой медицинской помощи, обезвреживания и защиты, но плохо представлял себе, чем занимается начальник службы безопасности крупной компании. Однако, как оказалось, последние два года отпечатались в его сознании гораздо лучше, чем он думал. До прихода Белозерцева он успел устроить выговор подчиненному за крупный промах, проверить явно неблагонадежного арендатора и убедиться в своих подозрениях и заподозрить одного из сотрудников в корпоративном шпионаже. Потом они долго разговаривали с Белозерцевым, и хотя теперь Леша не мог бы назвать его своим другом, он уважал его за то, что тот не бросил Стрельникова в тяжелой ситуации, и был ему за это благодарен. Он признался в том, что его арестовали, но заверил, что все должно быть в порядке, и обвинений ему не предъявят. Белозерцев не переставал подтрунивать над ним за то, что он «влюбился, как сопливый мальчишка», но увольнять его, вроде как, не собирался, и это откровенно обрадовало Лешу: он не знал, чем будет заниматься теперь, когда все вспомнил, но пока что не хотел рубить с плеча и бросать эту работу, пусть даже она наводила на него смертную тоску.
С работы, несмотря ни на что, Леша ушел рано, чтобы успеть в больницу к Полине: он надеялся, что сегодня его к ней пропустят. Его надежды оправдались. Только перед дверью ее палаты ему вдруг пришло в голову, что в таких случаях обычно покупают цветы и апельсины — зачем больному цветы, он никогда не понимал, — но теперь уже было поздно об этом думать.
— Ты не можешь спать на спине, — выпалил он, когда, зайдя в палату, увидел Полину, бледную и с темными кругами под глазами.
— Я и не спала почти, — призналась Полина с такой улыбкой, словно выиграла миллион.
Леша неловко потоптался на пороге, а затем подошел к кровати и присел на край, игнорируя пододвинутое кресло.
— Мама и Алена недавно ушли.
— Она так выросла… — Он не знал, что еще сказать.
— Мама или Алена?
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально.
Улыбка Полины немного померкла.
— Как ты? — спросила она.
— Лучше не бывает, — с широкой фальшивой улыбкой ответил Леша.
Полина закусила губу и положила свою руку на его.
— Прости, я ничего тебе не принес, — поспешно покаялся Леша, когда открыла было рот, чтобы что-то сказать. — Но я могу сбегать. Хочешь апельсин? Хотя нет, не хочешь, ты их не любишь. Яблоки, груши? Торт? Хочешь торт? Здесь наверняка ужасно кормят…
— Леша. — Она тихо перебила его, и он замер, как олень, попавший в свет фар приближающейся машины. — Как ты?
— Все будет нормально, — сказал, прерывисто выдохнув. — Обязательно. Я — это я, просто… просто мне нужно время, чтобы к этому привыкнуть.
Полина кивнула, пристально посмотрела на него, прищурившись, а потом слегка отстранила его и сказала, протянув ему руку:
— Меня зовут Полина Краснова. Приятно познакомиться.
Леша недоуменно взглянул на нее, а затем у него перехватило дыхание, и он пожал ей руку.
— Богдан Стрельников, — твердо ответил он. — Приятно познакомиться.
Полина снова просияла.
— Я не люблю апельсины. И торты тоже. Зато люблю морковку и колдовать. А ты?
В ее голосе было откровенное веселье, но глаза были серьезными и даже немного грустными.
— Я терпеть не могу морковку, особенно вареную — бр-р-р, — но колдовать тоже люблю.
— Думаю, мы подружимся, — решительно сказала Полина. Так же решительно она позвала когда-то Лешу на первое свидание и так же решительно сказала «да», когда он предложил ей выйти за него замуж.
— Не сомневаюсь, — в тон ей ответил Леша.
Следующие полчаса они заново узнавали друг друга, открыв для себя несколько новых вещей. А потом у Леши зазвонил телефон. В тишине палаты, которую не нарушала даже работа приборов — почти все они были уже отключены, — звонок прозвучал особенно громко.
— Макс, — сказал Леша, взглянув на экран. — Да?
Полина, которую их короткий разговор утомил больше, чем она показывала, видела, как постепенно менялось выражение лица Леш… Богдана, как она приказала себе его называть: из радостного оно стало сначала озабоченным, а затем откровенно хмурым. Последние два дня Полина была оторвана от реальности, и в больничной палате, где у нее не было компьютера с интернетом, где она не включала телевизор и общалась только с мамой и сестрой, говорившими с ней только о позитивных пустяках, ей казалось, что кроме ее кровати и четырех стен ничего другого в этом мире не существовало. Сейчас реальность напомнила о себе, и, судя по всему, напоминание это было не из приятных.
Богдан почти ничего не говорил, лишь слушал Макса и вставлял изредка короткие вопросы, по которым было непонятно, о чем шла речь. Закончив разговор, он задумчиво посмотрел на Полину, и она, мгновенно угадав ход его мыслей, сказала грозно:
— Не смей. Что случилось?
— Они взяли «Квартет». Горячев погиб, Антипов ранен.
— Серьезно?
Богдан не ответил.
Полина не знала, что сказать. Почему-то ей совсем не верилось в то, что Горячев умер, зато ранение Антипова представлялось ей страшной трагедией, и хотелось немедленно вскочить и ехать к нему в больницу, переживать, ждать прогноза, надеяться на лучшее…
— Дыши, Поля, слышишь, дыши.
Она и не осознавала, что затаила дыхание, пока Богдан не потряс ее легонько за плечо, обеспокоенно вглядываясь в ее лицо.
— Спокойно, только спокойно, хорошо?
Полина сделала несколько глубоких вдохов и выдохов.
— Макс сказал, где он? В какой больнице? Езжай, я…
— Поля, Поля, — мягко перебил ее Богдан, — я останусь здесь. С тобой. Хотя бы потому, что мое присутствие в больнице Андрея покажется странным. Макс там, и он мне сообщит, когда что-то станет ясно. Хорошо?
Полина кивнула и попросила потерянным голосом:
— Обними меня.
Богдан так и сделал.
* * *
Задержанная молчала. Упорно и угрюмо, не проявляя ни малейшего желания сотрудничать со следствием. Она вообще почти не обращала внимания на то, что происходило вокруг нее: ее взгляд был пустым и отсутствующим, и она, казалось, даже не слышала, что ей говорят.
В конце концов Катя плюнула, отправила ее в КПЗ и пошла домой. Смерть кого-то из своих всегда вызывала в ней какое-то почти детское желание доказать всем преступникам этого мира, что они все равно не победят, что маги Башни рано или поздно отомстят им: всех схватят и накажут. И поэтому она не спала полночи, роясь в интернете. Она не верила, что безымянная задержанная пошла на преступление просто так, от любви к искусству — при ее внешности было очевидно, что ей нужны были либо деньги, либо заклинания, чтобы все исправить. Или, что не менее вероятно, чтобы отомстить, поскольку Катя сомневалась, что такое можно исправить. Прочитав массу историй об удачных и неудачных пластических операциях, врачах и методах и просмотрев кучу фотографий, Катя навсегда распрощалась с идеей подправить свой нос, который никогда ей не нравился. Найти в этом море информации задержанную, было невозможно, хотя шанс, что ее история об изуродованном лице висела где-то в сети, определенно имелся.
Приехав утром в Башню, Катя первым делом пошла к задержанной, но та, как и накануне, никак не реагировала на ее вопросы. Назначив ей медицинское освидетельствование и разослав ориентировки в надежде, что кто-то ее опознает, Катя отправилась к себе. В коридоре ее уже ждал Рожнов, невозмутимый и сосредоточенный.
Поскольку на переданной Кате флешке была лишь самая общая информация, она протянула Рожнову список из отобранных ей шести наиболее вероятных подозреваемых и спросила:
— Сергей Витальевич, у вас есть данные о том, был ли кто-нибудь из них в отпуске, в том числе за свой счет, или на больничном за последние… скажем, полгода.
— Да, минуту… Пятеро. Захарова и Селина были в очередном отпуске в январе и мае соответственно, Парамонова и Гарина — на больничном, а Ушакова… она была в очередном отпуска три месяца назад, потом сразу ушла на больничный, после закрытия которого взяла отпуск за свой счет, в котором находится в настоящее время.
— Мне нужно все, что у вас есть на нее, — возбужденно сказала Катя, чувствуя, что попала в точку.
Досье на Марину Ушакову было небольшим. На фотографии из личного дела она была настоящей красавицей, но поскольку фотография была сделана пятнадцать лет назад, сложно было сказать, как Ушакова выглядела сейчас, в свои сорок семь лет. До военкомата Москвы она работала в Институте статистики, развелась восемь лет назад, была образцовым работником, постоянно получала благодарности. Была слабым магом, специального магического образования не имела. Болела она редко, по крайней мере, за все годы работы больничные она брала раз в несколько лет, отпуска за свой счет — и того реже, всего дважды, когда умерли ее родители. Единственным контактным лицом Ушаковой числился ее брат, проживавший в Красноярске. В собственности у нее имелась небольшая квартира и машина. Проблем с законом она никогда не имела. Была охарактеризована как «ответственная, волевая, целеустремленная». А еще она два года назад, через несколько недель после нападения Призрака на Башню, временно перевелась на службу на Севере, где провела год.
— Начнем с нее, — решила Катя.
Вот только проблема была в том, что против Ушаковой не было ни одной улики, даже косвенной, одни лишь подозрения, на основании которых они могли, разве что, поговорить с ней, не больше. Или не с ней… У Кати была идея, и она надеялась, что Мещерский с ней согласится.
* * *
Они готовы были к тому, что Квартет действительно уже сбежал из города и, возможно, из страны. К тому, что если они еще прячутся в мастерской, то будут сопротивляться. К тому, что в этом случае они применят самые мерзкие артефакты из своего арсенала. Но они не были готовы к тому, что Квартет будет сопротивляться так отчаянно, как будто арест для них был хуже смерти. В конце концов, некоторые члены Квартета скрывались со своими семьями — не могли же они рисковать ими. Как впоследствии выяснилось, могли. Астров предусмотрительно отправил жену и ребенка в деревню к родственникам жены, а вот сестры Емельянова были в мастерской, как и внучка Дроздова, и именно из-за них разгорелся конфликт между членами Квартета. Сестры Емельянова не понимали, что происходит, и требовали отпустить их домой, несмотря на уговоры брата успокоиться. Внучке Дроздова стало хуже, но показать ее срочно врачу было невозможно, и от этого Дроздов нервничал и срывался на Квартет, требуя от них закончить работу как можно быстрее: Антипов был прав, они и впрямь собирались выполнить последние заказы. Емельянов психовал из-за давления сестер и Дроздова и совершал ошибки, из-за чего постоянно ругался с Лапиной. Шишкин, плюнув на деньги попытался сбежать, но Деревянко его остановил. Один из артефактов активировался раньше времени и задел Астрова.
— Тут Дашка… Лапина, то есть, совсем с катушек слетела, начала орать на Емельянова, обвинять его в том, что это он виноват в том, что Астров чуть не погиб, потому что это он сделал кривой амулет. Но она вообще всегда психической какой-то была, то тихоня тихоней, а то как взорвется — мало не покажется. А Астров ей нравился, только она ему в этом не признавалась, только смотрела на него как побитая собака, вот она и накинулась на Саньку… Емельянова. И, потом, они всегда друг друга недолюбливали. — Шишкин говорил тихо и монотонно, словно пересказывал сюжет подзабытой и не слишком интересной книги. — Тут и Емельянов не выдержал, он всегда спокойным был, но если его довести, но он переставал соображать и делал глупости. Он швырнул в Лапину ерундой какой-то, вроде «клоунского смеха», я толком не видел, а она… она ответила «сюрикеном». Он умер мгновенно, а Лапина… она даже не поморщилась. Девчонки его это видели, тут же в истерику впали, их Деревянко «сном морфея» успокоил. Так-то он все больше с внучкой Дроздова сидел, все ворковал с ней. Она совсем плохая была, ей, кажется, только-только операцию на позвоночник сделали… Короче, мы хотели побыстрее все доделать, развезти работы заказчикам и свалить, но тут явились вы.
Оперативники Башни довольно быстро вычислили мастерскую Квартета, достаточно было изучить и сопоставить карты магической активности за последние два года, места с низкой и нулевой активностью, и поговорить с коллегами из полиции на местах. Они и сами не рассчитывали на такой результат, но как только они убедились, что один из десятков однотипных складов вокруг — именно тот, который был им нужен, то его тут же окружил магический спецотряд, усиленный дополнительными бойцами. Горячев настоял на том, чтобы пойти с ними, и Антипов не нашел причины отказать ему, поскольку тот обладал необходимой квалификаций и навыками. Но они не спасли его от свирепой атаки Лапиной, которая при появлении полиции поняла, что терять ей нечего и живой она не сдастся. О чем думали и что решили для себя Дроздов и Деревянко было неизвестно, но, вероятно, они все же хотели попробовать сбежать и потому поддержали атаку Лапиной. И у Антипова, и у Горячева, и у всех оперативников были активированы мощные двойные щиты, но даже они не смогли полностью защитить их от тройного удара «звездным пламенем», «зубами дракона» и «тайфуном». Горячев сгорел за считанные секунды, Антипова задело одной из игл, еще пара оперативников была ранена порывами тайфуна. Остальные перегруппировались и ринулись в контратаку.
Антипов по праву гордился своими людьми: Лапина, Дроздов и Деревянко были уничтожены технично и без дальнейших потерь или ранений магов Башни.
Астров и Шишкин участия в сражении не принимали. Шишкин закрыл щитом себя и Емельяновых и лишь надеялся на то, что останется жив. Астров тоже хотел жить, но, раненый, не смог выставить щит и дико испугался. И он, и остальные мастера Квартета были, по сути, молодыми одаренными магами, нарушившими закон, но не закоренелыми преступниками, руки которых были по локоть в крови. Они не готовы были к открытому противостоянию с магами Башни, и на их стороне была только масса уже готовых мощных артефактов, но не сила, решимость или смелость. Напуганный Астров, уверенный, что приближавшийся к нему оперативник сейчас убьет его, не придумал ничего лучше, как бросить в него один из артефактов, лежавших на столе рядом с ним. В таких операциях как эта, где каждая секунда была на счету, оперативники действовали по отработанному сценарию, который предполагал использование амулетов и заклятий, требовавших как можно меньше времени на активацию. Все мощные щитовые и обезвреживающие чары были не такими быстрыми, как чары, направленные на уничтожение противника. Астров умер быстро и безболезненно.
Операция «Квартет» была завершена
* * *
Теоретически получить ордер на обыск квартиры Ушаковой было вполне возможно, даже несмотря на отсутствие улик, но на практике этот обыск мог обернуться полным провалом, ведь все украденные из салона Амеличева предметы, равно как и серьги Камышовой и браслет Холмогоровой она могла хранить совсем в другом месте. А после визита магов Башни ей ничего не стоило перепрятать эти вещи понадежнее или даже скрыться с ними. Иными словами, действовать здесь надо было осторожно, и Катя решила начать с разговора с коллегами Ушаковой. Мещерский, находившийся в больнице у Антипова, дал по телефону добро, и Катя поехала в военкомат. Увы, разговор этот не оправдал надежды Кати: Ушакова, как оказалась, была не слишком общительной. С коллегами она вела себя дружелюбно, но тесно ни с кем не общалась, и ее жизни вне работы они мало что знали. Но кое-что полезное они все же сообщили: Ушакова очень заботилась о своей внешности и всегда старалась выглядеть на все сто.
Задержанная в ломбарде женщина продолжала молчать, и Кате ничего не оставалось, как взять ордер на обыск и снятие контрольных магических отпечатков и отправиться к Ушаковой. Даже если ее магические отпечатки совпадут с отпечатками, найденными у Камышовой, будет трудно доказать, что она убийца, но так у следствия будет хоть какое-то основание для обвинения.
Ушаковой дома не было. Опрос ее соседей мало что дал: никто не мог с уверенностью сказать, живет ли она в квартире и когда ее видели в последний раз. Ее мобильный не отвечал, и Катя вздохнула и распорядилась ломать дверь и обыскивать квартиру без хозяйки, почти не сомневаясь в том, что они ничего там не найдут. И оказалась права.
Катя понимала что, вероятно, поступает неверно, так вцепившись в одну подозреваемую, но, с другой стороны, отрицательный результат — тоже результат, позволяющий двигаться дальше, и если она окончательно подтвердит или опровергнет вину Ушаковой, то потом станет ясно, что делать дальше. Поэтому Катя вполне логично предположила, что Ушакова скрывалась там, где она хранила украденные вещи, пистолет и все остальное, что она использовала для совершения преступлений. Но где? Это могла быть квартира ее все еще безымянной сообщницы или какое-то другое место.
На всякий случай Катя позвонила брату Ушаковой, который не сразу понял, чего от него хотят, но, поверив в ложь о том, что его сестре могла грозить опасность (строго говоря, учитывая неизвестные свойства украденных предметов, это могло быть правдой), сообщил, что после смерти родителей ему досталась их дача. Продать ее у него так и не дошли руки, сестра этим заниматься не собиралась, и в итоге дача пустовала большую часть года, хотя Ушакова время от времени жила там.
Катя отдавала себе отчет в том, что едва ли ей повезет настолько, что она сразу же найдет Ушакову на этой даче, но не проверить она не могла. Когда они с усиленной спецгруппой — осторожность не была лишней — уже собрались выезжать на место, решив не ждать до утра, к ним присоединился Мещерский. Он коротко сообщил, что Антипов в коме, но врачи надеются на лучшее, и молча сел в машину. В свете последних событий у главы спецгруппы было большое искушение запретить ему ехать, но, как и с Горячевым, он не мог этого сделать.
Жертвы преступлений и родственники, почти все без исключения, обычно желают преступникам худших кар из всех возможных. Они не просто хотят, чтобы их поймали, они мечтают о том, как те, кто обидел их самих или их родных, мучаются, подвергаются пыткам, умоляют пощадить их и, захлебываясь слезами и кровью, раскаиваются в том, что совершили. Мать Лилии Холмогоровой, по натуре человек миролюбивый и незлобивый, разрывалась между горем от потери дочери и ненавистью к тому, кто ее убил. И когда она узнала о том, что стало с убийцей Лилии, она пожалела, что «эта тварь легко отделалась». В глубине души Катя не могла с ней не согласиться.
* * *
Позже, готовя материалы для закрытия дела, после беседы с ближайшей и единственной подругой Ушаковой Катя убедилась в своих смутных подозрениях, которые возникли у нее с самого начала.
— Она всегда была… нехорошо так говорить, наверное, но она была просто помешана на своей внешности. Появления морщин боялась больше, чем смерти. Все свободные деньги тратила на салоны красоты, была в курсе всех новейших процедур омоложения, безоперационных подтяжек и всего такого. Никогда не скрывала, что сделает пластическую операцию, когда станет совсем старой, то есть лет в сорок пять—пятьдесят, в ее понимании. Говорила, что многие так поступают, что глупо выглядеть плохо, когда можно выглядеть хорошо. Но… это деньги, и деньги немалые, а их у нее не было. Точнее, она легко смогла бы накопить, если бы не ходила так часто в салоны, но, по-моему, для нее это было как зависимость, она не могла от этого отказаться, даже на время. И это не говоря уже о дизайнерских вещах и сумках. А когда мы с ней в последний раз встречались, она была вся такая… радостно-таинственная. В конце концов призналась, что скоро ложится на операцию: убрать морщинки, подтянуть веки, еще что-то. Сказала, что нашла хорошую и совсем недорогую клинику, все клиенты от нее в восторге. Я пыталась ее отговорить, но бестолку. Потом, через какое-то время, я ей позвонила, чтобы узнать, как все прошло. Она меня уверяла, что все отлично, что она скинула лет десять, что я ее не узнаю, но у нее был такой голос… Я сразу подумала, что что-то с ней не то.
С Ушаковой и впрямь было «что-то не то» — она, как и десятки других женщин, попала в руки к непрофессионалам, которые ее изуродовали. Из еще нестарой красавицы она превратилась в уродливое существо, чей возраст и даже пол было сложно определить. Заработав деньги на множестве таких же доверчивых и одержимых своей красотой женщинах, клиника закрылась, и Ушакова осталась без денег, красоты и надежды на исправление ситуации. Она скрылась на даче, не желая, чтобы ее кто-нибудь видел и в интернете познакомилась с сестрой по несчастью, Викторией Ненашевой. Это Катя узнала уже от Ненашевой, когда та все же разговорилась. Какое-то время Ненашева и Ушакова переписывались, пытаясь найти врача, который смог бы им помочь, но, увы, никто из тех, к кому они обратились, не согласился — они просто не могли этого сделать, ни скальпелем, ни магией.
— Несколько дней она молчала, а потом написала и предложила встретиться и поговорить. Сказала, что это очень важно, что у нас есть шанс. Я согласилась и поехала к ней на дачу. Там она долго темнила, но в итоге сказала, что она нашла кое-то, что может все исправить. Якобы ей оставил это покойный друг, сильный маг, но она только что случайно наткнулась на это. Вроде как этот друг давно обещал ей дать что-то, что сделает ее молодой и красивой в любых обстоятельствах, но не успел, потому что умер. Но он спрятал у нее на даче инструкцию, как это сделать, только она об этом не знала. В инструкции было написано, что надо собрать несколько предметов, провести ритуал — и готово. Он, друг тот, даже написал, где эти предметы искать, и оставил несколько заряженных артефактов. Мы не могли упустить такой шанс.
Она подняла на Катю злые глаза, в которых не были ни тени сомнения в собственной правоте. Они с Ушаковой были готовы на все, чтобы вернуть красоту, и, не колеблясь, пошли на убийства. Для того чтобы забрать каждый искомый ими предмет у его владельца, нужна была жертва, и Ушакова с Ненашевой с легкостью убивали, с каждым трупом становясь все ближе к своей цели. Амеличев, Камышова, Холмогорова, продавший в ломбард блюдо наркоман Лагацкий, тело которого было обнаружено через несколько дней после его смерти — все они заплатили жизнями по счету, выставленному не им.
Но, несмотря ни на что, Ушакова и Ненашева, как и Квартет, не были опытными преступницами, и пока все шло по их плану, они сохраняли спокойствие и трезвость мышления. Однако когда нападение на ломбард, которое в их воображении должно было быть таким же быстрым и успешным, как и нападение на салон Амеличева, провалилось, а Ненашева была арестована, Ушакова… Не зная, чем все закончилось, Катя решила бы, что Ушакова будет сопротивляться, как члены Квартета. Или попытается скрыться с уже украденными предметами. Или же попробует все же выяснить, у кого находилось блюдо. Но она точно не подумала бы, что, когда они ворвутся в дом с активированными щитами и бросая вперед россыпи «мумий», «паутин Арахны» и «бархатных оков», то увидят в большой холодной комнате спящую на диване Ушакову. Спящую мертвым сном, от которого пробудить ее не могло ничто, даже поцелуй прекрасного принца. Наверное, это было логично: Ушакова не сомневалась в том, что Ненашева ее выдаст, а бежать ей было некуда — по словам все той же Ненашевой она не выносила даже мысли о том, что кто-то может ее увидеть такой, какой она стала. Без красоты жизнь для нее была кончена, и у нее не осталось сил, чтобы бороться дальше, даже после всего того, что она уже совершила для достижения своей цели. Она сдалась, каким бы необычным это ни казалось. И когда Катя провожала взглядом ее укрытое простыней тело, которое выносили из дома на носилках, ей пришло в голову, что было на редкость странно, что это дело, такое кровавое, закончилось так… мирно, если можно так выразиться, и было закрыто не Полиной, а ей, Катей.
Домой Катя вернулась уже поздно ночью и, засыпая, поняла, что теперь она почему-то не сомневалась в том, что дело Призрака тоже закрыто раз и навсегда.
* * *
— Он был гением.
— Он был психопатом и убийцей.
— Тоже верно. Гений и злодейство совместны, кто бы что ни говорил.
В большой кастрюле — самой подходящей емкости, которая нашлась в квартире, — защищенной доброй дюжиной заклятий, горело несколько записных книжек и листов бумаги. Когда знаешь, что ищешь, это легко найти и тайком вынести даже под носом у собственных коллег. Катя Беспалова считала, что инструкции Призрака, которые он, очевидно, оставил Ушаковой, были уничтожены или спрятаны где-то в другом месте. Но, перерыв весь дом и квартиру Ушаковой и не найдя их, она пожала плечами и сосредоточилась на тех уликах, которые у нее имелись. Макс был уверен, что она не заметила, как он брал из дома записи Призрака, но если и заметила, то решила никак на это не реагировать. Два года назад она своими глазами видела, на что способен Призрак, и прекрасно понимала, что если его наследие никогда больше никогда и нигде не всплывет, то всем будет только лучше. И была абсолютно права.
— Что теперь? — спросил Макс, когда записи почти догорели.
Он не удержался и прочитал часть из них. И узнал, например, что вещи, которые собирала Ушакова, должны были соединиться в ожерелье, которые высасывало красоту, молодость и жизненные силы из того, кто его надел, и передавало их тому, кто объявлял себя его владельцем. Залесский перевел этот кусок записей Тальбрейна на русский и оставил его Ушаковой вместе с руководством о том, что делать с этими предметами и кому Никонов их продал. На описании того, какой именно незапланированный Тальбрейном эффект ожерелье произвело на молодую девушку, которой сделала подарок «любящая» свекровь, рассчитывающая, что украшение сделает невестку немощной и сведет в могилу раньше времени, и захлопнул записную книжку. Он был сыт по горло Призраком и больше не хотел ничего слышать ни о нем, ни о его гениальных, но извращенных творениях.
— А теперь вы отмываете кастрюлю и идете спать, — раздался у него за спиной голос.
Макс с Лешей обернулись и увидели закутанную в плед Полину, стоявшую в дверях кухни.
— Ты зачем встала? — возмутился Леша.
Полину выписали под честное обещание соблюдать постельный режим, которое она периодически нарушала даже под бдительным надзором мамы, сестры и Леши, сменами дежурившими у нее в квартире.
— Я в порядке, — отмахнулась она. — А вы никудышные конспираторы.
— Поверь, если мы хотели от тебя что-то скрыть, ты бы никогда об этом не узнала, — хмыкнул Макс.
— Как о судьбе вазы, которую мне подарила сестра маминой свекрови? — невинным тоном спросила она, и Макс с Лешей дружно посмотрели на стену, как будто там появилось что-то невероятно интересное.
Полина подошла поближе, потрогала пальцем край кастрюли и, вздохнув, сказала:
— Может, мы еще о нем и услышим, но мне очень хочется верить, что мы от него освободились.
Некоторое время они молчали, а затем Леша, обняв Полину за плечи, хотел было отвести ее в спальню, но она покачала головой и мягко высвободилась из его объятий.
— Кастрюля, — напомнила она. — Диван разберете, если не хотите спать на нем вместе — спальный мешок в шкафу в коридоре, в самом низу. Не проспите на работу.
— Слушаюсь и повинуюсь, — отозвался с улыбкой Леша.
Полина снова покачала головой и ушла.
— Теперь мы будем жить, — сказал Леша вполголоса. — Как-нибудь справимся. Куда нам деваться?
— Это точно, — согласился Макс. И добавил: — Кастрюля твоя, я пойду разберу диван. И нет, я не собираюсь спать на полу.
— Эй, подожди, — запротестовал Леша, но Макс уже быстро вышел из кухни. — Предатель.
Но в его голосе была улыбка. Он не знал, каким будет его будущее, но собирался сделать все возможное, чтобы оно было как можно более радужным. Он был твердо уверен в том, что он это заслужил. И он, и Полина. Конечно, будет нелегко, но…
— Прорвемся, — пробормотал он себе под нос и задумчиво посмотрел на кастрюлю: интересно, что будет, если применить к ней метод Лаваля для уничтожения органической материи? Конечно, бумага — не совсем там органика, для которой разрабатывался этот метод, но если добавить регулятор Теслы…
Когда Полина проснулась и зашла на кухню, то обнаружила там тарелку овсяной каши с изюмом под чарами подогрева, лежавший рядом банан и чайник свежезаваренного чая, замотанный полотенцем — от чар у чая портился вкус. И ин следа кастрюли. Что ж, по крайней мере, теперь она знает, что попросить в качестве подарка на Новый год. Сев за стол, Полина присмотрелась к каше и улыбнулась: на ней изюмом был выложен немного перекошенный, но вполне узнаваемый контур бабочки.
Эпилог
— Он, конечно, не Леша, — прошептала Полине мама, садясь рядом с ней на диван, — но из него получится хороший муж, вот увидишь.
— Мама… — простонала Полина.
— Ну что «мама», что? Я права, и ты это знаешь. Чего тянуть, тем более в вашем возрасте? Мне хочется еще внуков, знаешь ли, тем более что непохоже, что у Данечки в ближайшем будущем появится брат или сестра.
На другом конце комнаты Кирилл и Богдан увлеченно собирали подаренную Дане огромную железную дорогу. Сам Даня не менее увлеченно играл с дедом в прятки, прячась за коробкой от этой дороги.
— Мама, мы совсем недавно знакомы.
— И что? Вы замечательно друг другу подходите, правда, Алена?
Подошедшая к ним Алена пристроилась рядом с сестрой и спросила:
— О чем разговор?
— Мама в очередной раз пытается выдать меня замуж.
— Правильно делает, — одобрительно кивнула Алена. — Вы с Богданом такая сладкая парочка, что от вас аж зубы сводит. Выходи побыстрее замуж, и тогда, может, я буду свободна от этой каторжной обязанности.
— Алена, не говори глупости. Вот увидишь, ты еще встретишь мужчину свой мечты и запоешь совсем по-другому. Кстати, как там Саша?
Подмигнув Полине, Алена повернулась к матери и вскоре умело перевела разговор на другую тему. Пока они обсуждали новую коллекцию какого-то дизайнера, которого Полина все равно не знала, она, прикрыв глаза, думала о том, что провести Новый год в кругу семьи и пригласить на него Богдана, было не такой уж плохой идеей, как казалось в начале. И что на новогодних каникулах надо заехать в гости к Антиповым: Лене давно уже было интересно познакомиться с новым мужчиной в жизни Полины, но ей все никак не удавалось этого сделать, особенно учитывая, что она полтора месяца почти жила в больнице, пока Андрея не выписали домой. А еще надо было съездить на могилу Горячева, проверить дело Семенова — что-то в нем все же было не так, и возможно, только возможно, пройтись по ювелирным магазинам.
Она никогда не любила кольца, но, говорят, человек ко всему привыкает. Полина уже почти привыкла к Богдану и была уверена, что снова привыкнет постоянно носить кольцо на пальце.
Наблюдая за Богданом и Кириллом, за отчимом и Даней, убаюканная голосами мамы и сестры, Полина заснула, и ей приснилась стая разноцветных бабочек, кружащаяся над прозрачной речушкой, в которой отражалось голубое небо и белые пушистые облака.
— Все хорошо, Полька-бабочка, — сказал ей во сне знакомый и в то же время чужой голос кого-то, шедшего по берегу реки. Кого-то, кого она не могла рассмотреть из-за слепящего солнца. — Все так, как и должно быть.
Она проснулась, улыбаясь и чувствуя умиротворение и счастье, каких не испытывала уже давно. Следующий год наверняка будет хорошим и радостным — теперь она в этом не сомневалась.
Конец.