- 4 -
Мама Катю провожала и напутствовала: - Развейся, развлекись. Тебе давно отдохнуть надо. Вернешься - и с новыми силами… - Мам, я, возможно, не вернусь. - Как? Ты же сказала - Миша в Москву обратно перебирается? - Миша ни при чем. Может быть, я не вернусь в «Зималетто». Буду работать у Юлианы, как весной. - Так вот почему ты согласилась ехать. - Сейчас я согласилась, только чтобы выручить Юлиану. В «Зималетто» передышка, а ей нужна помощь. Еще ничего не решено. Елена долго смотрела на дочку и в конце концов решила не волноваться раньше времени. Может, все и обойдется. И останется Катя в «Зималетто»… Ведь хочет, хочет этого. Елена уже привыкла гордиться дочерью, и перемена не в лучшую сторону ее не привлекала. Президент такого гиганта, как «Зималетто»,- и помощница в маленькой рекламной фирме - это просто конфуз. И сны матери снились совсем про другое. Но не только перемены статуса опасалась Елена. Катя хочет остаться в «Зималетто», потому что боится снова остаться один на один со своей бедой. «Зималетто» стала ее щитом, помогла выстоять… Кто знает, сохранит ли силу щита работа в другом месте. Елена стремилась приложить все силы, чтобы помочь дочке принять правильное решение. К тому же все так хорошо складывается, как по заказу: Миша в Москву возвращается, не нужно будет делать выбор… Но дочь категорически отрицала какую-то иную связь с Мишей Борщевым, кроме деловой. «Мы навсегда останемся друзьями», - и Елена с тех пор опасалась настаивать. Но мечта все равно жила в ее сердце. Мечта увидеть дочь счастливой, а не разбитой и неживой. Уж Миша-то не поступит так с Катей. Не бросит ее, не исчезнет, как это сделал Жданов. О да, это было очень благородно. Если бы не видеть и не знать, как мучается Катя. Гордец! Не простили его! А девочка не успела простить, быть может, на одну, на две минуты опоздала - и теперь обречена всю жизнь ждать. Кого? Чего? Нового непредсказуемого шага? Отец увез Катю в аэропорт. Елена все сидела на кухне и раздумывала, подперев рукой голову. Вот как получается - уже и машина у Кати своя, дорогая, и важные люди к ней обращаются на «вы», и деньгами она ворочает (успешно!) немереными, да и у Миши уже своя сеть, недаром Елена выучила это слово, - но он все такой же, ждет одного Катиного слова. Даже дух захватывает при мысли, что в мире есть такое постоянство. И, пока оно есть, мир тоже будет стоять. Какой же он все-таки простой и понятный, Миша. Да Елена прямо сейчас и умереть бы могла, если б Катя приняла Мишину любовь. Она за нее была бы спокойна. И от Жданова защита железная. Уж она-то свою дочь знает, слово дала - отрезала. Не видать Жданову ее как своих ушей, если Катя за Мишу выйдет. А пусть бы и побегал, и пострадал… Маленький огонек чертовщинки в душе Елены вспыхнул и погас, и на губах остался только след стыдливой улыбки. Это нехорошо - желать кому-то страданий. Звонок телефона разбудил ее для жизни, для текущего дня. Она встрепенулась, встала, отодвинула стул и подошла к телефону. То, что она услышала в трубке, помимо усиленного сердцебиения, вызвало горькое удовлетворение, так как подтвердило ее выводы. Чего от него еще ожидать? Только таких вот сюрпризов. На мгновение у Елены снова мелькнула злорадная мысль: не устроить ли ему то, о чем она только что думала. Попался, голубчик, объявился-таки! Несмотря ни на что, она торжествовала. Но, вздохнув, как всегда, честно повела разговор. - А Кати нет. Она уехала. На вопрос - куда, - помолчала. - А в Петербург. Мише помогать. Теперь уже Андрей помолчал. Елена сжалилась: - Не навсегда. Скоро вернется. Вместе вернутся. Миша возвращается в Москву. - Но как же «Зималетто», Елена Александровна? Катя ушла из «Зималетто»? Я звонил отцу - он сказал, что Катя в отпуске. У Елены перед глазами поплыло. Теперь уже от возмущения… «Зималетто» - ОПЯТЬ… - Ничего не знаю, - сухо проговорила она. - Катя сама обо всем скажет. - Елена Александровна… Его голос стал звучать глуше. - ...Пожалуйста, не отталкивайте меня. Я хочу поговорить с вами откровенно, как… как в тот раз, помните. - Помню, миленький. И чем все закончилось? Вот, звоните, а ведь осень уже на носу… Вы мне обещали, что Катя не будет мучиться… ну, пусть не так - что сделаете все, чтобы не мучилась… - Она мучается? Елена Александровна, ей плохо? «Чего захотел!» - в горьком отчаянии подумала мать. - УЖЕ нет! С тех пор, как вы уехали, много времени прошло. Да, мучилась, потому что простила вас… - Я знаю, - вдруг сказал он. - Я прочитал письмо. Елене снова пришлось выбираться из оврага. - Какое письмо? - Она написала мне письмо. В тот день, когда все произошло, когда я уехал. Оно лежало в почтовом ящике, наверное, курьер привез. Я приехал сегодня и нашел его… - Так, так… Значит, вы уже знаете. Ну, тем лучше. Да, ей было плохо, потому что она ждала вас. Всё не верила, что вы не вернетесь. А потом… а сейчас… поймите, Андрей Палыч, ей лучше без вас! Спокойнее! Юлиана позвала ее в Питер Мише с открытием ресторана помогать. Катя светилась вся, улыбалась, а я уже много месяцев ее улыбки не видела. Хотя, конечно, работа в вашей… в вашей бывшей… фирме ей на пользу пошла. Не знаю, что с ней было бы, если б не «Зималетто». И она, хоть и не признается, думает так же. И я считаю, ей лучше оставаться там. Но Миша возвращается в Москву, и они в любом случае могут быть вместе. А вы - опять помешаете… понимаете? Вы всегда ей мешаете, Андрей Павлович! Вот сейчас соберетесь, сорветесь, полетите за ней… А она там с Мишей, отдыхает… Вы все испортите - и опять что-нибудь случится, и опять на попятный… А ей опять мучиться… Пожалейте вы ее. По-человечески прошу, как мама. Ну, не получается у вас ничего. Смиритесь с этим, и живите оба в жизни, а не в облаках.
Он слушал уже вполуха, рассеянно попрощался. Наверное, так и есть? А ему, как всегда, даже не пришло в голову посмотреть на ситуацию с другой стороны. И если это сделать, то можно увидеть, что он действительно приносит Кате только неприятности. Может, уже и не со зла, а просто так получается, как сказала ее мама. А раз так получается - если они будут пытаться искусственно соединить то, что никак не желает соединяться, будет только хуже. Судьбу не обмануть… И единственный правильный его поступок - это тот прыжок в пропасть. Он понял, что все еще держит письмо в руке. Опустил глаза, рассеянно просмотрел в сотый раз. «Я буду ждать вас, - писала Катя. - Мы будем ждать - я и «Зималетто». «Зималетто»! - подумал Андрей. - Отец держался так, будто я чужой. А я и есть чужой, и был чужим. Что я пытаюсь доказать? Нет больше никакого «Зималетто». Ни Ромки, ни Кати. У меня - нет. Но «Зималетто» есть у Кати. И я не имею права это разрушать. Ее мать права: вечно я мешаю…» На улице накрапывал хронический дождь, такой странный после солнечной купели, в которой он провел несколько месяцев. Он подошел к окну. Он все еще пребывал в растерянности, в инерции своего прежнего решения, надежд. Невозможно было быстро поверить в то, что все это вновь пошло прахом. Особенно после Катиного письма. Особенно после него! Пока дышит, он не забудет той минуты, когда открыл ящик и развернул листок. Но письмо было написано ТОГДА, а жить в жизни - сейчас. И сейчас, по словам ее мамы, родного и самого близкого ей человека, - поздно. Опять свободен? Это, наверное, хорошо. Вспомнить хотя бы опеку, учрежденную над ним матерью и Малиновским, когда Катя ушла из «Зималетто». Как все это далеко. Вероятно, он все же стал «третьим» Андреем Ждановым. Но и этому третьему необходимо знать, как Катя живет. Чего она хочет, о чем мечтает, что ей снится по ночам. Несколько дней он прожил в Москве и почти ни с кем не виделся, только отдал визит вежливости родителям. Не имело смысла видеться с кем-то, не о чем говорить. Он и вправду оборвал все связи. Восемнадцатого он снова позвонил Катиной матери и вытащил из нее дату Катиного приезда. Заглянул на сайт Шереметьева, уточнил завтрашние рейсы из Питера. Рейсов было много. Он решил ехать к Катиному дому и ждать, весь день. Но когда подъехал, тут же увидел Зорькина, выходящего из красненькой машинки, ранее принадлежавшей незадачливой Клочковой. Остановил его и узнал, что Катя уже в Москве, приехала не самолетом, а на машине, на Мишиной машине, и что Миша привез ее прямо к «Зималетто», так как Павел Олегович хотел ее видеть. Андрей помчался на набережную Шевченко; быстро прошел по холлу, стоял в лифте и никак не мог отдышаться… Двери открылись, холл был пустынен, все в отпусках. Но навстречу ему все же вышла Ольга Вячеславовна, которая, кажется, никогда и не ходила в отпуск. Они обнялись и потом, разговаривая, так и не отстранились друг от друга, обмениваясь теплом на память. Ольга Вячеславовна сказала, что Катя на производственном этаже. Она была немного растеряна и, хоть и обрадовалась ему, явно не знала, как реагировать на его появление. Похоже, его ячейка в этих сотах действительно заросла… Он спустился на лифте в цеха - в коридорах было по-прежнему пусто, но в кабинете, который он когда-то здесь занимал, горел тусклый свет. Он дернул ручку, и первым, кого увидел, был Малиновский. Это было неожиданно для обоих… Роман стоял у шкафа с открытой дверцей, листая какую-то тетрадь. Он застыл вполоборота к двери, когда Андрей вошел. Растерянность первых секунд сменилась на его лице обычным наивно-снисходительным выражением, за которым он прятал все остальное. - Вот это новость, - сказал он. - Ты что здесь делаешь? Андрей тут же пожалел... Но было поздно. Рома улыбнулся. - Тебе я мог бы задать такой же вопрос. Но не задаю, заметь. И вообще, может, забудем всё? Что нам делить? Одно дело делаем. Андрей пристально смотрел на него. - Одно дело? Ты работаешь здесь? - Как видишь. У вице-президента работы хватает, как тебе известно. Сейчас еще ты присоединишься, таких дел наворотим! Ты же всегда мечтал об этом. Катерина будет тебе рада. - Роман был спокоен. Андрей прошел внутрь кабинета и сел на стул. - Ты помогал Кате? Роман положил тетрадь обратно в шкаф и закрыл дверцу. - Позвонил как-то, поинтересовался, как дела. Она предложила приехать. Поговорили, поняли, что найдем общий язык. Здесь же никого не осталось, кроме Киры. Воропаева и палками не заставишь работать по-настоящему. Пал Олегыч в Лондоне. Николай Антоныч пресловутый строго финансами заведует, Катерина от остального его ограждает. Так что я очень кстати пришелся, даже, можно сказать, уговаривали. - Роман сделал паузу. - Но скорее всего она меня из-за тебя позвала. Думала, может, приедешь быстрее, если узнаешь, что я здесь. Глупо, конечно, но она очень хотела тебя вернуть. Андрей поднял на него глаза. - Зачем? - Может, угрызениями совести мучилась? Андрей отвернулся. Зачем он задал этот вопрос? В чем хотел убедиться? - Раньше я не мог приехать. - Знаю. А теперь?.. В глазах Малиновского заплескалось беспокойство. Андрей видел это совершенно точно. И опять возникло странное чувство, что его поражение и бегство были единственными правильными событиями в его жизни. А вот «возвращение» - нет. - Я не знаю. От многого будет зависеть. - Например? - Например, от Кати. Ее мать не хочет, чтобы она уходила, но я должен узнать от нее самой. - Уходила? - Малиновский выглядел искренне изумленным. - Ты что, спятил? Пал Олегыч не переживет, в его возрасте такие потрясения чреваты. И что мы, интересно, будем без нее делать? Андрей все внимательней вглядывался в его лицо. Он, кажется, начинал догадываться. Его самого здесь и вправду больше никто не ждал. - Значит, все останется по-прежнему: вы должны уговорить ее остаться, - вставая, сказал он. - Да нет, ты не понял, - встревоженно поморщился Малиновский. - Тебе-то что теперь уезжать? Будешь работать с нами, и всё. - Но голос его звучал неуверенно. Он вдруг добавил: - У Катерины с поваром опять, кажется, роман. - Не трясись так, - нервно усмехнулся Андрей. - В мои планы компания «Зималетто» не входила. И на твою должность я не претендую. И он невольно оглядел кабинет, в котором когда-то, смеясь, отмахнулся от кандидатуры Малиновского, когда они прикидывали, что решит старший Жданов после отставки Воропаева. Нет, конечно, президентом Роме не быть, но вот на прежней должности - вполне. А ему здесь нет места. За спиной открылась дверь - усилился шум из цеха, - и он обернулся устало. Катя была чужой, с чужими глазами. И улыбка была чужой. Он не почувствовал ее; быть может, она не чувствовала его, и он ощутил это. Но при мысли о ее письме внутри вновь потеплело… Это то, что может перевесить тысячу аргументов. Ни Елена Александровна, ни Малиновский, ни повар, ни даже она сама, как бы она ни изменилась, не смогут этому противостоять. - Мне надо поговорить с тобой. Это возможно? - Конечно. - Она взглянула на Романа, и тот бодро направился к двери. - Я буду наверху, - на прощание сказал - и поглядел на Андрея. И Андрей вдруг почувствовал, какие же они оба - он и Малиновский - сейчас одинокие. Сейчас и навсегда. Он молча глядел на Катю. Да, она была неуловимо другой, тоже «третьей». Не уставшей, не грустной, - но словно прислушивающейся к чему-то в себе и, быть может, в окружающих. В нем. Он принес с собой опасность. - Я хотел сказать, что мои чувства не изменились. Если твои, о которых ты писала, тоже, то… Ее взгляд остановил его. Она заговорила сама: - Сначала расскажите о себе... - У меня все в полном порядке. Кать… Пожалуйста, скажи мне, что ты собираешься делать. Это важно. Это самое важное сейчас. - Я уйду из «Зималетто» и буду работать у Юлианы. Вот и все. Хорошо, что вы приехали. - Это честно? Ты ничего не скрываешь? И твоя мама, и Малиновский говорят, что тебе дорога фирма. - Все проходит, всему свое время. - Ты хочешь сказать, что теперь время работать у Юлианы? - С недоверием он покачал головой. - Почему ты не хочешь остаться? Из-за меня? Она взглянула на него, и он понял: да, из-за него. Совершенно идиотская ситуация. Она не могла сама сказать, что согласна быть его помощницей, как бы уступить ему место. А он не мог предложить ей это. А если он согласится на должность вице-президента сам - подставит Малиновского, а она все равно уйдет. Не будет она его начальницей, не для того она ждала его. А забрать ее с собой… значит заставить отказаться от должности, к которой она столько шла, которую заслужила, на которой добилась успеха. Но если… - Катя, ты бы поехала со мной? Ты смогла бы, как ты думаешь? У меня хорошая работа, я снимаю квартиру. Мы могли бы попробовать… Она напряглась, затаила дыхание. Ему показалось - в глазах появилось выражение страдания. - Я не совсем точно выразилась… Меня пригласил Миша. Он переехал в Москву, и ему нужен управляющий. Ему нужна моя помощь. Воздух в кабинете стал удушливым. - Ты хочешь этого? Хочешь работать с Мишей? Он запутывался все больше. Нить натягивалась все сильней, и скоро ее снова придется оборвать… Ну, почему все не может идти гладко и естественно, как в те благословенные времена, когда они любили друг друга? - А как же «Зималетто»? - ощутив внезапную обиду, спросил он. - Ты думаешь, фирма больше не нуждается в тебе? В кабинет заглянули. Андрей узнал Валентину Павловну, начальника производства. Она кивнула ему и выразительно посмотрела на Катю: - Все готово. Наладчик ждет, можете посмотреть. - Я скоро приду, Валентина Павловна. Катя перевела на него взгляд, и он увидел, что глаза ее заблестели; быть может, то был блик от игры света в этих помещениях, лишенных окон. Но нет, это было ответом на его вопрос… Итак, можно подвести итоги. Нет сомнений, что Кате дорога ее работа здесь. Но и Миша не заморачивается соображениями совести, не считает работу в «Зималетто» такой уж важной… Ну что ж, это правильно, это выдает в нем здоровые амбиции. Чем его кастрюльное предприятие хуже «Зималетто»? И ведь он уговорит ее. Потому что в ней неистребима тяга делать то, чего не хочется, но, по ее мнению, дОлжно делать. Она больна воображаемым долгом, как некоторые - безответственностью. К тому же за эти месяцы она наверняка внушила себе, что он поступил правильно и они не должны быть вместе… Он решительно встал и - уже медленнее - подошел к Кате. Она стояла, оперевшись на стол. Он наклонился и коснулся щекой ее щеки. Она вздрогнула и отвела голову к плечу. - Ты так и не ответила мне… Знаешь, я думаю, нам лучше поговорить в другом месте. Не поднимая головы, она кивнула. - Сегодня в семь я буду ждать тебя в «Лиссабоне». Ты придешь? Она кивнула дважды, задумчиво-рассеянно, как ему показалось. Уже у двери он спросил: - Ты не жалеешь, что написала то письмо? - Нет, - сказала она, и, хоть лицо ее было серьезным, показалось, что оно засветилось изнутри нежно-золотистым светом.
***
Отец принял его в президентском кабинете - его, ее, ИХ кабинете… На столе - фотография Кати вместе с родителями. Когда-то она стояла в ее каморке, потом, он это уже застал, перекочевала на стол. Сколько надежд когда-то он сам возлагал на этот стол! Это был не стол, это был символ. Когда же он станет мужчиной наконец… Вытравит из себя мальчишество, розовые мечты, влечение к недостижимому. Отец был ровен, ни хмур, ни весел, и даже иногда смотрел в глаза. Правда, смотрел - все же громко сказано; временами взглядывал, так будет верней. И все же, когда несколько дней назад Андрей ездил к родителям, отец был значительно угрюмей. Теперь, после встреч с другими участниками драмы, Андрей понимал: отец тогда сетовал на Катин отъезд, боялся, что она не вернется - не в Москву, в «Зималетто»… Теперь, когда она вернулась, к нему вернулись и силы. Что же касается его, Андрея, приезда, то сейчас с первых же слов стало ясно, что его ожидание было чисто номинальным. Обязательной данью дисциплине и порядку - хоть, по иронии судьбы, никакого отношения к компании он больше не имел. Но как бывший акционер и член семьи, безусловно, имел право участвовать в обсуждении дальнейшей судьбы фирмы после такого значимого события, как избавление от залога. И его аккуратный строгий папа, конечно, хотел сделать все «как положено». Глядя на его пожилое лицо, Андрей пожалел его: не из-за чего было испытывать столько сомнений. - Двадцатого третьего мы соберемся здесь. Надеюсь, ты сможешь быть? В глазах, поднятых на него, Андрей уловил обычное недовольство и - опять! - что-то похожее на скрытый страх. Во всяком случае, беспокойство. Точно такое же беспокойство он слышал в голосе Елены Александровны, а потом и видел в глазах Малиновского. Да и Катя… Катя ведь тоже испугалась. Потери покоя, который обрела благодаря работе - якорьку, удержавшему ее на плаву, когда он уехал. Бояться боли - это так естественно. Даже если эта боль может оказаться счастливой. Но видеть таким отца было странно. Если уж и он… И его тоже мучает приезд Андрея. И, как и остальным, Андрей должен был помочь ему. - Пап, если честно, я считаю это собрание лишним. Катя - лучший руководитель для «Зималетто», которого можно себе представить. О чем говорить? И Сашку она удерживает, как не многим мужикам удалось бы. - Это правда, - отец оживился, на его лице появилось подобие улыбки. - Они даже дружелюбно настроены друг к другу, как мне показалось. - Ну, вот видишь. Зачем мутить воду, когда все в порядке? Катя говорила тебе, как она относится к этой мысли? - Мы еще не говорили с ней. - Павел раздумчиво покачал головой. - Но мне не кажется, что она осталась недовольна своей работой здесь. Я надеюсь, что она, как все мы, срослась с компанией. Андрей улыбнулся. - Ты не хочешь, чтобы она уходила? - Если начистоту, то нет. - Уговори ее остаться. Убеди, что без нее все здесь будет не так. Да и ей самой… ну, это ЕЕ место, уже ясно, и раньше было ясно… Отец помолчал и спросил: - А как же ты? И Андрей, раньше прославивший бы всех богов за такой вопрос, понял, что догадался правильно: отец и позвал его для этого разговора. Он не хотел и даже боялся его возвращения в компанию и не знал, как ему об этом сообщить. Он поднялся и ответил: - А я тоже в порядке, правда. И тоже нашел свое место. Отец задержал на нем недоверчивый взгляд. - Ты не обижен? Будешь у нас вечером? - Конечно, буду, - ответил Андрей, улыбаясь. - Какие обиды? Я очень рад. Как и весной, смогу спокойно уехать, зная, что с фирмой и… с фирмой все в порядке. - Ты не торопишься? - не высказывая вслух того, о чем (о ком) они молчали, все же спросил отец. - Уверен? - Уверен. Это раньше я был не уверен и делал глупости. Теперь знаю точно, что правильно поступил весной. Может быть, в другом месте я смогу принести пользу, а не вред. Отец еще пристальней поглядел на него. - Я вижу, что ты многое понял. И рад этому. Чем ты занимаешься там? Познакомился с кем-нибудь? - Что ты имеешь в виду? - Андрей улыбнулся. - Женщин, деловых партнеров? - И тех, и других. - И с тем, и с другим все в порядке, я же сказал. Прости, пока не могу подробнее. Но обещаю: когда появится что-то важное, вы с мамой узнаете первыми. Отец вдруг опять встревожился. Он всегда был готов испугаться непредсказуемости сына. - Этот бизнес связан с модой, с одеждой? Известная фирма? Не скажешь, какая? Может, я знаю владельца? - Трудно сказать, у нас пока не настолько близкие отношения. Я сделаю все, чтобы не уронить твоего имени. Это тоже обещаю. Он поторопился попрощаться и уйти - боялся, что не сдержится и выдаст себя глазами, выражением лица. И впервые за все это время лицо из той, другой, жизни - лицо Юрия Леонова возникло перед ним… Все дело в доверии. Либо оно есть, либо... И ничем не добьешься.
***
Катя не пришла ни в семь, ни в восемь. И в девять-десять ее тоже не было. В половине одиннадцатого он наконец дозвонился до нее. - Андрей, прости, - она была озабочена и говорила так, как чувствовала: обращаясь к нему на «ты», но это не означало ничего личного, просто так было удобнее, - мне срочно нужно было вылететь обратно в Питер. На этот раз по делам «Зималетто». С Романом Дмитриевичем. Мне очень жаль… - С Романом?.. А Миша? Он тоже там? - Да, - тише сказала она, он едва расслышал. - У него еще остались здесь дела, которые необходимо завершить. Еще раз извини… - Да нет, Катюш, все хорошо, жалеть не о чем. Занимайся своими делами. Я, собственно, хотел сказать только одно: я люблю тебя. Ты слышишь? Я всегда буду любить тебя. - Я… я… - Он совсем перестал слышать ее, но он знал, что она уже не произнесет тех слов, что были в письме. Но и то, что она сказала, было дорого для него, хоть и не имело уже значения. - Андрей, ты должен остаться в Москве. Ты должен вернуться в «Зималетто»… Я не хочу, чтобы ты уезжал. Я никогда этого не хотела! - Я знаю. Но я должен уехать, Кать. Мне здесь нечего делать. Ты подумала над тем, что я сказал? Он не был уверен, что она расслышала его слова... Может быть, не захотела отвечать, ранить его отказом. Тот миг истины, миг очищения и свободы упущен, и нужно все начинать сначала. И Миша не отстает ни на шаг, стережет момент, когда она ослабеет и можно будет заполучить ее, лишив «Зималетто». Такой момент - его, Андрея, решение остаться… Можно остаться и снова попробовать вернуть ей храбрость, вернуть ее себе, - но «Зималетто» будет потеряна для нее навсегда. И это опять будет эгоизмом, потому что Катя и сама не замечает, что фирма - уже не только прибежище, но и… родной дом. А для него она перестала быть родным домом, отторгла, как чужеродное существо. Связь стала совсем плохой из-за того, что Катя находилась в шумном помещении. Они ломано попрощались, неопределенно пообещав друг другу встречу, пообещав ждать. Ну, в общем-то, жизнь ведь не кончается. Конечно, они еще встретятся. Он вышел из «Лиссабона» и немного задержался на крыльце.
Вот, опять свободен. И это, наверное, хорошо. Вспомнить хотя бы опеку, учрежденную над ним матерью и Малиновским, когда Катя ушла из «Зималетто». Как все это далеко. Вероятно, он все же стал «третьим» Андреем Ждановым…
|