Только хочу предупредить читателей - выкладываю без перечитывания, могут быть ляпы и всякое такое, т.к. хоть убей не помню где вносила окончательные правки - в ворде или уже тут на форуме.
7. День только разгорался и погода была прекрасной – неизбежное окончание лета, тепло и бархат, напоенные и насыщенные запахи и звуки, особенно хорошо дыхание осени чувствовалось здесь, над рекой. Уля ехала в машине, прислонившись виском к боковому стеклу, и думала. Это была странная ночь, а перед этим еще более странный день. Странный и важный, как оказалось, самый важный в ее жизни. Петр пришел к ней в офис во время вчерашнего неудавшегося собрания, которое толком и не закончилось. Стоял в приемной, в этой своей основательной манере, спокойный и собранный как всегда, и ждал. - Эээ … ну я пойду, кофеек-чаек-пироженки… - попятилась из приемной Виолетта, которая зафиксировала и стремительный уход Марка, и Паулину, которая как пробка вылетела вскоре из конференц-зала, и мрачный и заплаканный вид Ули. Она отдала бы все на свете, чтобы хотя бы сейчас проскользнуть вслед за этими двумя в кабинет и послушать что вообще тут происходит. Уля предложила Петру сесть, а сама прошла за свой стол, не зная куда деть глаза и о чем говорить – снова стало стыдно, неловко и жаль. В конце концов она прямо посмотрела на визитера: - Петр, что ты здесь делаешь? Разве тебе не нужно готовиться к отъезду? Он немного растерялся: - Да. То есть еще нет, в посольстве назначено только вечером и…, - сделав шаг к президентскому столу, настойчиво заговорил: - Уля, поехали со мной! Ты вчера просто переволновалась – Марек не чужой тебе, я все понимаю, но с ним все в порядке и это пройдет у тебя. К тому же у него невеста, так? Тебя здесь ничего не держит – проводи показ и поехали! Нам так хорошо вместе, - добавил с нажимом. Уля грустно усмехнулась и посмотрела на бывшего бойфренда: - Петр, о чем ты говоришь? Я готова повторить тебе – между нами ничего не может быть, прости. - Но Уля… Она потерла пальцами виски и, понемногу закипая, сказала: - Я не переволновалась за Марека, хотя нет, конечно переволновалась, но дело не в этом… - Еще вчера ты говорила, что всерьез думаешь над моим предложением, мы были парой, ты говорила, что ничего, кроме работы вас с ним не связывает. Еще вчера! Тяжело и протяжно вздохнув – в голове снова стало как-то тяжело, Уля медленно начала: - Петр, прости меня, но я … Не договорив, она схватилась за край стола и стала оседать на пол. А спустя 10 минут сияющая Виолетта, внеся пару чашечек кофе и блюдце с печеньем, застала в кабинете Президента странную картину: Уля сидела на диванчике, прижав руку ко рту и глядя куда-то в одну точку, а на лицо стоящего над ней Петра было страшно смотреть – это был мел и камень. Виолетта замерла с подносом в руках, переводя взгляд с одной на другого. А Петр, сцепив зубы и кулаки, постоял еще секунду, после чего развернулся и почти бегом вышел из кабинета. Рассеяно велев Виолке поставить поднос, Уля закрылась в кабинете и никого больше не принимала, даже Добжанского – старшего. А через час вызвала такси и, не простившись, уехала. Срочный сбор сотрудниц, в связи с такой совершенно невероятной дикой ситуацией, ничем не кончился. И даже Ала, пользуясь своим привилегированным положением, не смогла ничего узнать у Чеплаков. Они точно так же не знали что думать – Уля заперлась в комнате и под предлогом раннего отдыха перед завтрашним показом. И провела в объятиях своей девичей комнаты самую долгую ночь в своей жизни. Пальцы снова и снова набирали его номер, но в эту ночь у нее не было шансов услышать на том конце провода что-то, кроме «Привет, это Марек Добжанский, оставьте сообщение". И в конце концов, отчаявшись дозвониться, она это сообщение оставила: «Привет, Марек, это я … Звоню тебе сказать, что… не улетай завтра, прошу тебя, не улетай!! Я должна тебе сказать … нет, пожалуй, это всё. Па». Но он не перезвонил. А сейчас машина мягко шла по дороге – Мачек был прекрасным водителем и прекрасным другом, он с нежностью управлял своей новой рабочей лошадкой и не донимал Улю вопросами. Сколько раз он возил ее по утрам на работу вот в таком настроении, сколько раз видел ее профиль, прислоненным к боковому стеклу? Правда, Уля сегодня какая-то другая, вон как подрагивают уголки губ, какой-то новый огонек в глазах... Мачек украдкой поглядывал на подругу. Странно. - Мачек, останови здесь ненадолго. - Снова к Висле? - Да, - улыбнулась Уля, - я должна ей что-то сказать. Вот оно! Ее улыбка – она была сегодня совсем другой, не натренированной и не вымученной, а открытой и светлой. Мачек знал Ульку с четырех лет и нутром чуял – что-то произошло.
8 . День только разгорался и погода была прекрасной – бесповоротный конец лету, тепло и бархат, напоенные и насыщенные запахи и звуки, особенно хорошо дыхание осени чувствовалось здесь, над рекой. Это была самая длинная ночь в его жизни. Голову разрывала физическая боль, грудь томили какие-то неясные предчувствия, сны, полные тревожных голосов и образов, больше выматывали, чем позволяли отдохнуть. А утром, не в силах больше метаться, Марек бросил собирать чемодан и поехал к Висле. Найти ответ? Попрощаться? Утопиться? Он сам не знал. Как странно, что, всю жизнь живя в Варшаве, раньше он не знал этого места, пока Уля его сюда не привела. Оказывается, всё самое хорошее и светлое, что случилось в этой самой жизни, случилось благодаря ей. Опять и снова Уля … пора смириться с тем, что ее образ и мысли о ней теперь будут преследовать его всегда, куда ни беги. Марек не впервые думал: в какой момент она стала для него красивой? Может быть именно здесь, на этом самом месте он это понял? Или гораздо раньше, с тем самым неуклюжим и совершенно неуместным первым поцелуем? Если бы не накрывший его тогда с головой малодушный страх, что в эту секунду всё изменилось и не будет по-прежнему, что это засада, проблема и большое неудобство – любовь этой неуклюжей девочки… Если бы не этот страх, то первым стремлением Марка тогда было раствориться в том поцелуе потому что он не испытывал ничего более комфортного и естественного. Тот поцелуй был как цветок, который венчает молодой сильный стебель, стебель их близости и дружбы, который рос и тянулся ввысь, в тепле их совместных побед, улыбок и какого-то глубинного взаимопонимания. Это так странно – знать человека так долго, так долго находиться рядом плечом к плечу, видеть его обыденную внешность, не придавая ей никакого значения. И даже не уловить тот миг, когда человек, ни капли не изменившись внешне, стал для тебя самым красивым созданием на свете. Марек встал и медленно направился к небольшому деревянному причалу, остановился у воды, достал телефон, нажал копку и, глубоко вдохнув, попытался отогнать образы в своей голове. Вот они вдвоем здесь же, над Вислой - он приехал к ней тогда ночью, вопреки всякому здравому смыслу, в очередной раз бросив свою невесту в одиночестве, и это за считанные дни до свадьбы. Просто стремился к Уле, просто не смог больше слышать в трубке ее печальный и растерянный голос, причиной которого был он сам и его невообразимое лицемерие. Просто прыгнул в машину и среди ночи поехал к ней, даже не особо отдавая себе отчет в том, что именно, точнее кто, гонит его к этой реке. А потом … «Привет, Марек, это я … Звоню тебе сказать, что… не улетай завтра, прошу тебя, не улетай!! Я должна тебе сказать … нет, пожалуй, это всё. Па». Стоп. Тряхнув головой, прослушал еще раз, и еще, чувствуя, как мир вокруг него застыл, утратив все звуки, краски и запахи. Неужели..?? Он так и стоял, замерев с трубкой возле уха и невидяще глядя на воду, не смея спугнуть робкую надежду. Что она хотела ему сказать? - Я была у тебя в больнице… сразу после аварии, ты разве не знал? Он медленно обернулся – она стояла прямо здесь, только немного поодаль, и смотрела на него. Его голос дрогнул: -Нет... -Ты спал тогда. А я сидела рядом, держала тебя за руку и думала… Марек глубоко вздохнул и слабо улыбнулся – вот в чем дело, она хотела сказать, что не бросила его тогда: - Я знал, что ты придешь, ты никогда не была равнодушной к … ближнему, - он помолчал. – Надеюсь, Петр правильно понял твой визит и у тебя не было неприятностей? - Нет. И Петра больше нет. Что??? Марек почувствовал, что летит в пропасть: - Что? Ей вдруг захотелось зажмуриться, сердце колотилось как сумасшедшее. Впрочем, оно колотилось так ровно с той самой секунды, когда в мужском силуэте у воды она узнала Марка и почти бегом бросилась в его сторону. Уля подняла голову, машинально отвела волосы со лба и тихо, но решительно, произнесла: - Нет больше никакого Петра. Я… я сказала ему, что больше между нами ничего не может быть. Сказала еще тогда, в больнице, когда вышла из твоей палаты ... Было страшно увидеть его реакцию, страшно услышать вежливое дружеское сожаление о том, что такая хорошая и перспективная пара – Уля и Петр - рассталась. Она взяла себя в руки, сжав их в кулаки и даже не заметив, что ногти впились в ладони, и продолжала стоять и смотреть на любимого мужчину. Будь что будет, но он должен знать, что она не забыла и не бросила его, что была тогда рядом. И что хотела бы быть всегда, больше всего на свете. И теперь еще сильнее, чем раньше. Марек стал медленно подходить к ней. - Когда ты тогда… - Уля неопределенно махнула рукой, глотая слезы и силясь продолжить, - ...пока Петр вез меня в больницу и мы не знали что с тобой, я думала, что ты… вдруг ты… Не замедляя шагов, Марек отстраненно произнес: - Я все-таки слышал твои духи тогда… И в ту же секунду, когда он подошел вплотную, она уткнулась в его плечо и зарыдала. Сладкими слезами невероятного облегчения, которые смывали и безумный страх за него, и тоску, и одиночество последних недель. Он стоял неподвижно, держа ее всю, укрыв ее своими руками, сжав зубы и закрыв глаза то ли от счастья, то ли в попытке сдержать собственные слезы. А когда она затихла, нежно обнял ее лицо ладонями, отер большими пальцами влагу со щек и жадно прильнул к губам.
8. Сад в варшавском поместье Добжанских очень напоминал облагороженный лес. Складывалось такое впечатление, что кто-то нашел чистенькую, ровную, залитую солнцем, поляну, окруженную немолодыми уже соснами, притащил сюда удобную добротную садовую мебель, щедро сдобренную мягкими подушками, сервировал на низком столике чай и оставил хозяев наслаждаться пением птиц и греться на мягком осеннем солнышке. Марек вольготно расположился на одном из плетеных кресел. Вытянув ноги, закинув руки за голову и закрыв глаза, он впитывал солнечное тепло и долгожданный душевный покой. Шевелиться не хотелось совсем. До показа еще есть время, а предварительно заезжать в офис совершенно незачем – Уле наверняка не до него. Губы непроизвольно разъехались в счастливой улыбке, когда перед глазами снова встала их утренняя встреча. Одно омрачало счастье Марека – им так и не удалось поговорить и до окончания показа вряд ли удастся. Ждать осталось немного, какие-то считанные часы, потому что теперь он дольше ждать не намерен. Буквально сразу после их первого долгожданного поцелуя на горизонте замаячил Мачек, и сияя довольной улыбкой при виде слившихся в объятии молодых людей, радостно доложил, что телефон Ули разрывается, что Аня, в поисках пани Президента, уже вышла и на Мачека, что Пшемко бушует и что Улю все ищут и ждут. Спохватившись, Уля сразу засобиралась к машине. Мареку удалось только урвать возможность самому отвезти ее в офис, отправив Мачека по делам ПроС, которые вообще-то тоже не терпели отлагательств. По дороге на Львовскую они только молчали и несмело улыбались друг другу - ни одному из них не верилось в реальность происходящего, а от мысли, что они наконец-то вместе, захватывало дух и почему-то не находилось слов. Марек только бросал на Улю жадные взгляды, сжимал свободной рукой ее руку, переплетал их пальцы, гладил, а она отвечала тем же. Какие мысли бродят в головах у влюбленных, чему они постоянно так молчаливо и мечтательно улыбаются? Кшиштоф уже и не помнил как это было у него самого, но наблюдать за счастливым, цветущим, а главное совершенно умиротворенным сыном было отрадой. Они с Хеленой не знали подробностей, но сегодня утром сын приехал к ним совершенно другим человеком. Что было тем более странно, памятуя о том, как именно закончилось вчерашнее заседание акционеров. Точнее как оно не закончилось. И вот сегодня, когда они с Хеленой уже были готовы к чему угодно вплоть до срыва показа, объявляется Марек и заверяет, что показ состоится, всё в порядке и вообще ничего такого не случилось. Бедная Хелена уже не знает что и думать. Вон как следит глазами за Марком, тревожится и переживает. Неужели до сих пор ничего не поняла? «Пожалуй, пора», - усмехнулся в усы старик. - А что, сынок, ты нам расскажешь, наконец, что происходит, э? Марек лениво повернул голову, потянулся и попытался увильнуть: - Я же говорю: не переживайте ни о чем, мы ждем вас с мамой на показе, как и было условлено давным-давно - всё в силе. - «Мы»? – отец вопросительно поднял бровь и с теплой понимающей улыбкой смотрел на сына. И Марек не выдержал – заерзал, опустил глаза, покраснел, а эта смущенная улыбка с ямочками! «Мальчишка», - с нежностью подумал отец. - Да, папа, «мы». Ты же сам все понимаешь. - Но я не понимаю, Марек! Объясни мне, наконец, что всё это значит, - резко сказала Хелена. - То ты чахнешь и сохнешь, то ты работаешь сутки напролет, потом попадаешь в аварию, хотя водишь прекрасно! Вчера улетаешь в Италию с Паулиной, с которой категорически расстался за неделю до свадьбы, а сегодня уже не улетаешь. Марек, мы имеем право знать что происходит, - добавила уже тише и даже просительно. Марек смотрел на мать с нежностью, как на маленькую девочку. Как хотя бы на этот раз донести до нее, что всё очень серьезно? Ведь буквально два месяца назад она не поняла его и не услышала, как раз в тот момент, когда поддержка и материнская вера были Мареку нужнее всего - в тот момент он остался совсем один. А единственным человеком, кто с первого же слова безоговорочно поверил в его чувства к Урсуле, оказалась (какая ирония! ) его «главная» когда-то любовница. Все-таки Клаудия очень хорошо знала Марка наверное потому что давно любила его, так же давно не рассчитывая на какую-либо взаимность. - Это снова Уля? - Да, мама. Марек пересел к матери и взял ее руки в свои. Помолчав секунду, он поднял на нее глаза и сказал: - Помнишь наш с тобой разговор после того собрания акционеров? Когда ты уговаривала меня, что всё это ошибка, что мне всё привиделось и что мы с Паулиной еще будем смеяться с этой истории? - Да … конечно, - Хелена смутилась. - Так вот с тех пор ничего не изменилось, мам, – он легонько сжал ее пальцы. – Это не ошибка и не просто увлечение, это невозможно ни с чем спутать. А Паулина… Мама, я понимаю, что она тебе как дочь, но ее больше нет в моей жизни, и никогда не будет, понимаешь? Хелена поджала губы, смотрела в сторону и молчала. *** Овации стихли, модели ушли за кулисы, гости направились в сторону банкетного зала и Марек сбежал по ступенькам с подиума. И тут же попал в крепкие объятия Себы: - Ну, старый, наконец-то! Я уже думал, что вы никогда не поладите, поздравляю! - Спасибо, Себа, - Марек смущенно похлопал друга по плечу. - Нет, ну ваш этот горячий поцелуй вся Польша видела, а? - веселился Себастьян. - Себа, отвянь, - гаркнул сияющий Марек. - А что Паулина? Друг сразу помрачнел: - Не знаю. И знать не хочу. Если бы не она … С меня хватит этих Фебо, сыт по горло. Завтра же поговорю с отцом и расскажу ему все художества Алекса во время моего президентства. Начиная от воровства презентации и заканчивая саботажем с продажей акций итальянцам. С этим больным человеком невозможно строить какой-то бизнес. И сестра его не намного лучше. Марека как будто передернуло. - Буду настаивать на выкупе их доли. И пусть проваливают в свой Милан навсегда. - А почему не прямо сегодня поговорить с отцом? Удачный момент – ваш успех , тебе все карты в руки, он сопротивляться не станет, а? Марек с жалостью посмотрел на друга: - А непонятно? Сегодня не хочу и не могу ничего, кроме… - кивнул в сторону гримерки. - Дай-ка угадаю – кроме НЕЁ? – со значением сверкнул глазами Себа. - Именно. Уля пошла переодеваться, жду вот... Хорошо бы нам и с банкета сбежать, но придется перекинуться парой слов со всеми. Завтра еще и с мамой трудный разговор предстоит… а, ладно, как-то решим, - махнул рукой Марек, - это не главное. – О, с мамой? И что, когда свадьба? – Себа хохотнул вголос своей любимой холостяцкой шутке. Марек сначала закатил глаза, а потом вдруг резко посерьезнев посмотрел на Себу: - А знаешь, старый, хоть сейчас. Себастьян ответил таким же серьезным взглядом, но через секунду опять не смог удержаться: - Ну, так в чем проблема? Платье уже на невесте - вперед! – и посмеиваясь, направился к своей неугомонной Виолетте. - Иди уж! Засунув руки в карманы, Марек в волнении расхаживал по коридору, поглядывая на гримерную, как будто это был приемной покой роддома, а он был обеспокоенным без 5 минут отцом. Какая-то смутная неоформленная мысль фонила в голове, мешая ощущению полного счастья. На секунду остановившись, он глубоко вдохнул и, не в силах больше ждать, направился к гримерке.
А Паулина Фебо сидела в первом попавшемся ей на пути кафе аэропорта, ожидая посадки на рейс «Варшава-Милан», и смотрела на большом экране трансляцию показа «ФД Густо». Она до последнего оставалась дома, в их бывшем гнездышке, и, сидя в окружении чемоданов, ждала звонка от Марка и сама звонила, впрочем, безуспешно – ей отвечала только голосовая почта. А когда она в одиночестве приехала в аэропорт и увидела на большом экране счастливые лица Марека и этой Чеплак, поняла, что окончательно проиграла. Высокий класс или низкий, красива она сама или нет, но, несмотря на все ее уловки, с ней таким счастливым Марек не был никогда. Он светился, он как будто вращался на орбите этой простачки, одетой в эксклюзивное свадебное платье – их совместная энергетика просто лилась с экрана. Недаром вон за стойкой столько людей, тоже смотрят и комментируют. А ведь обычно их показы не вызывали такого внимания со стороны простого народа – как амбассадор фирмы по связям с общественностью Паулина это точно знала. А может дело в том, что именно эта коллекция создана как раз для таких вот людей? Прижав холеные пальцы к губам, Паулина не сдерживала слез – в конце – концов вряд ли в этом захудалом кафетерии ее кто-то узнает.
10. - О господи, девочки, да помогите же мне снять это чертово платье! —Уля нервно дергала упрямый крючок заключительного наряда коллекции «Ф&Д Густо», который представляла пани Президент собственной персоной. С оглушительным успехом. Услышав непочтительный возглас Урсулы, Пан Пшемыслав, который привычно покрикивал на моделей, отдавал распоряжение и благодушно принимал комплименты и поздравления, превратился в соляной столб. И Уля тоже, поняв, что именно она только что позволила себе ляпнуть. Замерли все, кто находился здесь, в закулисье, даже воздух накалился — все ждали реакции Пшемко. Медленно развернувшись в сторону Ули, вздернув подбородок и прикрыв веки, Мастер молча смотрел на пани Президента, причем смотрел сверху-вниз, в то же время по росту едва доставая той до плеча. Казалось, его ежик из серебристо-серых крашеных волос ощетинился еще сильнее. - Пани Президент, Урсула, — помолчав, с улыбкой начал Мастер любезным тоном (все втянули голову в плечи), — а напомните мне нашу первую встречу. Он не спеша направился к розовой от смущения Уле. - Если не ошибаюсь, это случилось ровно год назад в офисе «Фебо&Добжанский». Вы были одеты в какие-то нелепые лохмотья, Ваше лицо украшали несуразные очки и железки на зубах, а голову — челка «свинячий хвостик». Про походку и манеры даже говорить не станем. А кто Вы сейчас? — подсыпая по кубику льда в интонации, спросил Великий и Несравненный. Резко взяв Улю за руку, он развернул ее на 180 градусов и вместе с ней уставился в зеркало. Оттуда взволнованно смотрела высокая темноволосая девушка, одетая в классическое свадебное платье А-силуэта. У нее были красивые плечи, длинная шея, шикарные волосы и самые потрясающие на свете синие глаза. А рядом стоял забавный коротышка средних лет, одетый в стильную малиновую рубашку и цветастый шейный платок. - Краса-а-а-вица, — протянул Пшемко, улыбаясь вполне миролюбиво. — А КТО превратил Ульку Чеплак в эту красавицу, а? — неожиданно заверещал он. - Я Вас спрашиваю, пани Президент, кто? И теперь она стоит тут и называет шедевр особы Пшемыслава «чертовым платьем»! О, матко! Изабелла, компресс мне, скорее! Уля тихонько приоткрыла один глаз — при первом же крике она зажмурилась. Увидев, что великий кутюрье упал в кресло и, прикрыв веки, прижимает ко лбу компресс, который с невозмутимым выражением лица мгновенно подала Иза, Уля поняла, что взрыв состоялся и почти потух. Видимо на Пшемко сказались хорошее настроение и радость успеха - в другой раз Уля бы так легко не отделалась, опыт имелся. Она тихонько подошла, присела на ручку кресла и сказала с искренним раскаянием: - Пан Пшемыслав, простите меня! Вы же знаете, Вы — Мастер, такой успех сегодня, оглушающий! И всё, всё благодаря Вам! Не знаю что на меня нашло. Я просто… — помолчав секунду, а потом, нагнувшись к его уху, шепнула, — я боюсь. Пшемко отнял руку ото лба: - «Боюсь»? - удивленно воззрился на девушку. - Урсула, ты в своем уме? Чего, ради Господа нашего, ты боишься? В работе – успех! В любви – вообще счастье! Этот мальчишка от тебя без ума, ты вообще видела его глаза? Вы же вдвоем сегодня затмили весь мой триумф! Боится она, пффф! Пшемко побарабанил пальцами по подлокотнику, сердито поглядывая на смущенную Улю, и наконец, приняв решение, снисходительно сказал: - Эх, любовь… Ладно, пани Президент, давайте снимем с тебя это… чертово платье, — Уля засмеялась, — и ты пойдешь к Марку. В конце концов у нас еще банкет и все нас ждут! Изабелла!
— Не надо! — вдруг раздался со стороны входа знакомый низкий, немного насмешливый, голос. Уля резко обернулась. Он стоял там, в своей любимой позе – ноги немного расставлены, руки на поясе - весь открытый, стремительный, уверенный в себе и обаятельный Марек Добжанский. Наконец тот самый Марек, её Марек, только её – она не сдержала счастливого вздоха. «Не могу поверить». Он смотрел на нее, с легким прищуром и своей фирменной теплой улыбкой, которая всегда лишала ее сил, а в его глазах… О, в его глазах она теперь могла себе позволить увидеть всё. Больше не нужно было запрещать себе смотреть в них, уворачиваться от его ищущего взгляда и старательно прятать свой — наконец-то она прочитала этот взгляд, увидела всё то, что видела уже давно и так же давно старательно убеждала себя, что ей кажется, что этого не может быть. «Не могу поверить». — Что «не надо»? Зачем вы мне голову морочите??? — снова повысил голос Пшемко. Он собирался продолжать и уже набрал в грудь воздуха, но тут же выдохнул — Мастер понял, что его все равно не услышат. Посему он развернулся, царственно взял под руку беременную Изу и поманил за собой всех моделей — Уля и Марек остались одни, даже этого не заметив. Он медленно подошел к ней и положил свои теплые холеные руки на ее обнаженные плечи — Уля застыла, как застывала всегда от его близости. Не отрывая взгляда от самых красивых в мире глаз, Марек обнял ладонями ее лицо. Он рассматривал его, открыто и никуда теперь не спеша, как будто изучая заново. Что в этой девушке есть такого, что она буквально перевернула его жизнь и каждый раз заставляет переворачиваться его сердце? Одним своим существованием она изменила - или просто открыла?- саму его суть: сделала его смелым – только смелый человек может любить по-настоящему, и она же сделала его честным – невозможно одновременно любить кого-то и бесконечно ему врать. Большие пальцы Марека нежно прошлись по ее скулам и погладили приоткрытые губы. - Я люблю тебя, - сказал тихо, серьезно глядя ей в глаза. - Я говорил ? – добавил, улыбнувшись. - Нет, - прошептала она охрипшим голосом, поводя головой вслед за его пальцами, - только писал. - Точно. Знаешь когда я окончательно понял, что это не пройдет и это навсегда? Когда сидел за столиком в твоей спальне и писал то письмо. Гнал от себя мысль, что я опоздал и что ты не простишь. Ничего в своей жизни я не боялся … так. Уля нежно погладила ямочку на его щеке: - Я давно простила тебя, еще перед советом. Я не могла тебя не простить, ведь нельзя вот так перестать любить человека, даже если он предал, даже если врал. Но … столько времени я потом потеряла, верила каким-то слухам, мучила себя и тебя, врала всем и совсем запуталась … Марек, прости меня. - Шшш, все к лучшему, - улыбнулся он. – Иначе не стала бы ты Президентом и не привела бы нас к успеху сегодня. И себя. Ты не представляешь, какая ты красивая в этом платье, - не скрывая гордости, сказал Марек. – Только фаты не хватает, - добавил вдруг неожиданно. - Да? Ну, Пшемко видит именно так, — она смутилась, — я вообще не хотела в нем выходить, еще вчера это платье было как насмешка - не для меня. — Ну а сегодня оно именно для тебя. Попрошу нашего Мастера, чтобы немного доработал модель — хочу увидеть тебя в нем еще раз. Очень хочу, — склонив голову, шепнул ей на ухо. — Еще раз? — удивленно подняла брови пани Президент. – Но показ уже закончился и… Он смотрел на нее с каким-то странным напряженным ожиданием, неосознанно сжимая ее плечи и путая ее мысли этими своими ямочками на щеках. Но вот ее глаза удивленно расширились и она недоверчиво прошептала: - Марек?? - Ты - моя жизнь, Улька. Уже давно, гораздо дольше, чем ты думаешь, - сказал он, всё больше волнуясь. - И я хочу быть только с тобой. Всегда быть. Веришь мне? Она медленно кивнула и спрятала лицо у него на груди. Ее плечи подрагивали, а Марек тихонько рассмеялся – счастье просто переполняло его, не давая дышать от нежности к этой девушке. Он водил пальцами по ее склоненной шее, вдыхал ее запах и шептал ей о том, как сильно по ней тосковал. Но Уля всегда умела его удивить. Утерев счастливые слезы, она вдруг, не дав Мареку захватить себя еще одним жарким поцелуем, заговорила: - Ты догадался, да? Но как? Я сама только вчера … да и то благодаря Петру, иначе узнала бы через полгода наверное, - она нервно хихикнула. – Я пыталась дозвониться, сказать тебе сразу… Тут же спустившись с небес на землю, Марек отстранился и в замешательстве посмотрел на нее: - Уля, что сказать и причем тут Петр? Его имя навсегда теперь в нашей жизни, даже в такой момент? Уля внимательно посмотрела на любимого и осторожно произнесла: - Петр тут не при чем, да его и не было толком никогда. Тут другое… Марек, я беременна. - Что? - СПА, помнишь такое место? – спросила, поддразнивая, и не дождавшись ответа от остолбеневшего Марка, продолжила: - Видимо ты не был до конца аккуратен, сильно понесло нас тогда, помнишь?– Уля покраснела. - А потом меня завертели все эти перемены, президентство, стрессы… и я просто забыла про календарь. И только вот когда вчера мне после собрания стало плохо, Петр случайно оказался рядом, помог прийти в себя, а потом задал свои… в смысле профессиональные вопросы, и наконец-то до меня дошло почему в последнее время кружится голова и …
«… не улетай завтра, прошу тебя, не улетай!! Я должна тебе сказать …»
«Береги их».
О Господи.
Договорить ей Марек не дал – не в силах произнести ни слова, он резко притянул свою невесту к себе и, закрыв глаза, уткнулся в ее волосы. А ведь он мог сегодня улететь… Так они и стояли, обнявшись в единое целое. Она гладила его, тихонько улыбалась и пыталась слушать себя - такое счастье невозможно вместить, его невозможно охватить и осознать. Марек Добжанский, ее шеф, друг и президент – с ней. С ними. Любит её, действительно любит. «Не могу поверить».
И только поздно ночью, когда она выскользнула из его спящих рук, и прошла на кухню его новой квартиры, которую в этот вечер даже окинуть взглядом толком не успела, когда она увидела какой-то ворох странных цветных бумажек на столе и рассмотрела их, она поняла - это всё действительно правда.
KONIEC.
|