Эта глава далась мне так тяжело, что не передать словами. Что уж тут передавать? Факты говорят сами за себя. Тридцать пять страниц черновика исписаны были несколькими вариантами развития событий этой главы. Десятки кружек чая были выпиты, сотни метров исхожены по квартире.
Так что не ругайтесЯ! Я так долго не появлялась не потому, что я такая вредина) А потому что не с чем
-13-
Музыка в клубе играла отвратительная. Писклявый фальшивый голос завывал под бездарные ритмы. И ему вторила, подпевая, Элен — модель, с которой Андрей как-то в Мюнхене неплохо провел время, и вот теперь неожиданно встретил здесь, в Москве. Элен с первых же минут взяла инициативу в свои руки. Захомутала его, проще говоря. Вцепилась в плечи, повисла на нем, и бесконечно улыбалась и что-то рассказывала, пытаясь перекричать музыку. А теперь вот еще и запела…
И почему он приперся сюда? Ну, не получилось ничего с Нестеровой. Ну, облажался он, пригласив ее на свидание, которое плавно перетекло в дискуссию на рабочие темы, потому что никаких других не возникало. И желания тоже не возникало…
Болван он! Вот, кто! Поехал бы домой! Напился бы, и откинулся баиньки в свою холостятскую кроватку. Так нет же! На подвиги его потянуло! Доказать захотел сам себе, что все нормально с ним, что все — ОК… Что просто Нестерова — не его типаж.
И что же? Доказал?
Вполне. Доказал, что он не только болван, но еще и импотент.
Ах, как противно! Как невыносимо!
Андрей завертел головой по сторонам, будто бы разыскивая выход или идею, как избавиться от цепкой Элен, и от кошмара, засевшего в грудной клетке.
И вдруг… из толпы хаотично танцующих людей он выхватил одно лицо, один долгий, пристальный взгляд. И замер, стоя в пол оборота, не в силах отвернуться.
Это лицо… как какой-то магнит приковывало внимание своей необыкновенной красотой. Чистой, природной, благородной красотой, а не какой-то там наносной, измалеванной толстым слоем косметики. Нет! Лицо было таким же чистым и непорочным, как белые снега на рассвете после метели в бескрайнем русском поле…
Еще чуть-чуть, и Андрей бы заговорил стихами, языком Пушкина и Лермонтова, схватил бы перо да чернила, и написал бы оду этому лицу:
Среди грохочущего гама,
Среди танцующих огней
Я увидал ее. И к ней,
Как к свету праведного храма,
Взметнулся блеск моих очей.
Я не знавал лица милей,
Я не знавал стройнее стана.
Она свалилась, будто манна
На засуху моих полей…Вот какая дикость на него налетела. Смотрел и не мог оторваться. Как заколдованный, как приклеенный...
Глаза!.. Боже, что за взгляд был у обладательницы этого лица! Глаза-океаны… глаза-прожектора… Они топили и испепеляли заживо.
И он горел, воспламенялся... И сам не ведал, что творит и зачем… Просто не смог устоять на месте, не выдержал расстояния, и сдался. Стремительно скинул с себя Элен, и зашагал прямо к ней, к той женщине, и только приближаясь к ней, понял, что пришел. Сам. Вот так вот.
И что теперь? Что ей сказать?
Здрасте, я Андрей Жданов и вы прекрасны?.. Что за ерунда лезет в голову? Но нельзя же стоять молча перед ней. Нужно сказать… хоть что-то.
- Любезный, чем могу быть полезным? - раздался совсем рядом мерзкий гнусавый голос.
Андрей с большим трудом оторвался от очаровательной незнакомки, и натолкнулся на какого-то отвратительного типа. Именно типа, потому что других определений к данному объекту быть не могло.
Объект был так ужасен в своей нелепой дубленке, и так глупо щурился за толстыми стеклами очков, что Андрей и не сразу понял, что ответить.
- Простите… - промямлил он.- Но я бы хотел, - взгляд на женщину. - Я бы хотел…
- Мне немножко не интересно, чего хотите вы! Я не старик Хоттабыч, как видите, чтобы исполнять желания, - тип противно засмеялся над своей глупой шуточкой. - У меня с моей девушкой свидание, и вы нам мешаете! - нагло заявил он.
Что? С его девушкой? Что за бред? Неужели вот эта нимфа согласилась пойти на свидание вот с этим вот… типом?
Как такое возможно? Неужели она не видит, как он нелеп, как отвратителен?!
- Вы бы шли к своей спутнице! - посоветовал ему тип. - Она вас, похоже, заждалась.
Андрей оглянулся. Элен, и правда, стояла там же, на танцполе, и не сводила с него глаз.
Незнакомка тоже смотрела на него. С удивлением. С тревогой… и болью.
Что за наваждение?
А действительно, что он тут забыл? Зачем пришел?
- Простите, - выдавил Андрей. - Я просто хотел пожелать вам приятного вечера, - сказал он решительно и заставил себя оторваться от манящего лица, развернуться и…
- Спасибо, - бодро выкрикнул тип, совсем не гнусавя. И этот голос…
Андрей развернулся обратно и впился жадным взглядом… в Малиновского. А это был именно он. Гад такой! И что за маскарад он устроил?
- Так-так-так… Роман Дмитрич, - протянул Андрей усмехаясь. - А вы на Halloween собрались? Так спешу вас огорчить: он еще не скоро, минимум через месяц.
Малиновский вдруг встрепенулся, вытаращился на него испуганно, и, схватив под руку, отвел в сторону и сказал. Довольно громко, кстати, сказал:
- Палыч, тише! Не выдавай меня Софи, - стрельнул глазками в незнакомку. - По легенде я — неудачник. Понимаешь, она клюет только на таких вот ущербных, как я сейчас. А я слишком долго за ней бегал, чтобы проколоться на такой мелочи. Она думает, что я - бедный художник, Василий Московский.
- Но она уже все слышала, - хмуро поджав губы, шепнул Андрей.
- Нет! - Ромка активно замахал руками. - Она же не понимает русский! Она француженка!
- Вот как…
- Да! Палыч, свали по-тихому! Прошу тебя! Скажи, что обознался. Она не поймет слов, но поймет по жестам.
Что-то противное растеклось по языку, горькое и вязкое. И так трудно оказалось выполнить просьбу друга: сказать, так трудно уйти добровольно… Особенно теперь, когда он узнал ее имя.
Эта женщина не отпускала. Андрей словно попал в ловушку. В сети…
С одной стороны, нужно уйти. Между ним и Ромкой уговор — избранница друга — табу. А с другой, с ним никогда такого не было… Так, чтоб вот так тянуло.
- Палыч, исчезни! - сквозь зубы шепнул Ромео.
Последние сомнения рассеялись. Андрей посмотрел на девушку, увидел ее недоуменный взгляд, обращенный прямо к нему, и понял, что он тут лишний.
Не ждали тебя тут, Андрюша… а ты взял и приперся, и пялишся, как пещерный человек, впервые увидевший женщину. Пора бросать пить, Андрюша! Пора браться за голову. А то ведь совсем оторвешься от реальности, и возьмешь и влюбишься в… лицо.
Мало тебе было Киры? Мало ты вкусил любви… безответной?
Так чего же ты тут стоишь? Беги! Пока в своем уме.
- Простите, - Андрей оттолкнул Ромку, натужно улыбнулся Софи, и быстрым шагом направился прямо к выходу, напрочь забыв про Элен на танцполе.
- Катя, как вы? - обеспокоенно спросил Малиновский.
- Все хорошо.
Силуэт Андрея скрылся вдали. Катя рухнула в кресло и попыталась справиться с участившимся сердцебиением и тяжелым дыханием, отдающим тугой болью в виски.
- Роман Дмитрич, отвезите меня, пожалуйста, домой, - прошептала она.
Роман широко улыбнулся.
- Катенька, вы хоть поняли, что сейчас произошло?!
- Да, - приложила ладошки к щекам и посмотрела на Малиновского с укором. - Мы были в одном шаге от разоблачения, Роман Дмитрич.
- Нет, Катерина Валерьевна! Неправильные выводы вы сделали. За внимательность — пять, за сообразительность — два! Итого: троечка. И не смотрите на меня так! Не смотрите! Лучше вспомните физиономию Жданова. Что вы в ней увидели?
Катя честно представила лицо Андрея, вспомнила, как он смотрел. Но ничего, кроме своего страха и бешеного стука сердца, распознать не смогла.
- Он был заинтересован? - спросила она наугад.
- Заинтересован? Вы шутите, Катенька? Да Жданов был ошарашен! Пленен, околдован, выбит из седла! Я впервые вижу его таким, между прочим…
Малиновский задумался.
- А ведь, действительно, впервые! Он же сам к вам подошел. Он же даже дар речи потерял! А на меня, как зыркнул! Я думал, прихлопнет на месте, как надоедливого комара.
- Вы преувеличиваете, Роман Дмитрич…
- Преувеличиваю?! Катенька, я преуменьшаю! Моя природная скромность и воспитание не позволяют перечислить весь список глаголов и прилагательных, которые бы описали все желания Андрюши. Катя, он ведь не просто так подошел. Тут то вы со мной согласитесь?
- Это просто совпадение, - отмахнулась Катя. - Он увидел, что я на него смотрю, вот и пришел.
- Э, нет! - Роман повертел пальчиком. - Все было совсем по-другому, но… вы ведь не поверите мне на слово, так?
Катя неопределенно повела плечами.
- Не поверите. А я, между прочим, выиграл спор! Вами заинтересовался наш общий знакомый — это раз! - загнул один пальчик. - Он вас (и меня тоже, кстати) не узнал — это два! - другой палец. - Вы красавица — это три! И вы должны мне теперь свидание — это четыре… и пять! - быстро сказал Роман и загнул все оставшиеся пальцы разом.
Катя смотрела на него лукаво, улыбаясь одним лишь уголком рта.
- Четыре, пять?
- Вышел зайчик погулять! - задорно пропел Роман, и подпрыгнул на месте. - Но вот зайчику без дела. Так слоняться надоело! Он махнул рукою лесу и побрел искать принцессу! - вскочил с места и подсел рядом с Катей, на соседнее кресло. Схватил ее за руку и медленно поднял глаза. - Но нет слов, чтоб все сказать. Будем лучше танцевать! - прошептал уже не так решительно и замер.
- Я не умею танцевать, - ответила Катя смущенно. - А… отвезите меня домой, пожалуйста, - выдернула свою руку, вцепилась в сумочку.
- Конечно! - тут же бодро ответил Роман Дмитрич. - Катя, простите! Вы ведь столько сегодня вынесли! А я вам танцевать предлагаю! Простите…
- Это вы простите меня, - поспешно сказала Катя. - За то, что наговорила вам… в машине. И за то, что вам пришлось потратить на меня столько времени.
- Катя, ну, что вы!..
- Нет, постойте, Роман Дмитрич! - перебила, не дав договорить. - Я, правда, очень вам благодарна. Для меня никто никогда не делал столько, сколько вы сделали… Вы мне очень помогли…
Музыка снова загремела на всю катушку. Катя говорила все тише, все нерешительнее. Слова заглушали ритмичные звуки, но Роман, несмотря на это, слышал все. И понимал тоже все.
- Катя, пойдемте отсюда, - только и вымолвил он, и, поддерживая ее под руку, повел к выходу.
На улице он остановился, и глядя на темное небо сказал:
- Вам попадались одни подонки. Но это не значит, что и все мужчины такие, - иронично улыбнулся. - Я, конечно, тоже подонок. И охотно признаю это… Но рядом с вами, Катя, я чувствую, что превращаюсь совершенно в другого человека. Я не знаю, хорошо это или плохо… Но обещаю вам одно: вы не будете больше страдать, я не позволю никому унижать вас и оскорблять. С сегодняшнего дня я беру вас под свою опеку. Думайте, что хотите, и называйте это, как хотите, но теперь рядом с вами всегда будет надежный защитник и верный друг… Да, Катя, друг… Я знаю, вы не готовы принять от меня большего. А я не готов потерять вас, поэтому от большего отказываюсь. Я ваш друг… но от проигранного вами свидания отказаться не готов.
Он повернулся к ней лицом. Катя молчала, держась пальчиками за холодные перила.
- Что вы скажете? - спросил Роман.
- Я умею проигрывать достойно, Роман Дмитрич, - серьезно ответила Катя.
- Это похвально, Екатерина Валерьевна, - также серьезно сказал Роман, и тут же засмеялся. - Я был бы очень вам благодарен, если бы вы называли меня просто по имени. Например, Ромка, или Ромашка… Да хоть Малина! Только не Дмирич! Пожалуйста, - сложил ладошки, сделал умоляющие глаза.
Катя не выдержала и засмеялась.
- Хорошо. Роман.
- Вот! Совсем другое дело!
- Роман…
- Да-да?!
- Роман, у меня к вам тоже будем просьба…
- Я вас слушаю!
- Вы ведь не скажете Андрею Палычу, что… что я… - замялась, засмущалась.
- Конечно, не скажу! - успокоил ее Малиновский. - Катя, зачем мне дополнительная конкуренция? Какой смысл?
- Но вы ведь согласились стать моим другом!
- Верно! Но конкуренцию все равно не потерплю! Хотя Палыч скоро сам догадается… Увидит вас… и догадается, - протянул Роман задумчиво, и сразу же почему-то погрустнел.
- Вы думаете? - Катя не на шутку испугалась.
- Уверен.
- Но сегодня же он не узнал.
- А вас и невозможно было узнать. Но придете вы в понедельник на работу, тряхнете пару раз своими кудрями… и он узнает.
- Роман Дмитрич…
- Роман!
- Роман, я не собираюсь приходить в «Зималетто» в таком виде.
- Почему?
- Я еще не готова… меняться. У меня голова идет кругом… Столько всего сегодня произошло… Еще утром я умирала, а теперь чувствую себя воздушным шаром. Внутри неразбериха и переизбыток информации… Я красивая… С этим нужно еще как-то смириться, осознать, - она устало улыбнулась.
- Не смею вас больше мучить!
Роман довез Катю до самого подъезда, помог выйти из машины и напоследок сказал:
- В любом случае Жданов не получит вас! Спокойной ночи, Катя! Я позвоню вам… послезавтра… можно?
Катя кивнула, глядя на него большими удивленными глазами.
Малиновский шумно выдохнул, развернулся и сел в машину, не проронив больше ни слова…
Вот так вот…
А ведь, действительно, перебор всего: перебор выплаканных слез, перебор информации, перебор чувств. Катя, будто бы находилась в какой-то прострации, во сне. Столько всего произошло с ней, и словно не с ней, словно все — не на самом деле. Так… шутка, мираж.
Она красивая… Вот, с чего следует смеяться в голос. Но не смеялось как-то…
Остановившись между вторым и третьим этажом, Катя посмотрела на свое отражение в окне и в очередной раз не узнала. Ну, не она это! Жила всю жизнь с одним лицом, с одной внешностью. Срослась с ней, свыклась. Смирилась. А теперь ей подсовывают совсем другую картинку, и утверждают, что это - она и есть.
Катя потерялась, запуталась. Мысли скакали хаотично, и анализу не подлежали. Нет смысла делать какие-то выводы сейчас, принимать решение лучше всего на свежую, выспавшуюся голову. И Катя поддалась этой слабости: не думать, не вспоминать. Тем более последние силы давно покинули ее. Еще в тот момент, когда она увидела Андрея… танцующего с другой женщиной. Даже не с Нестеровой. А с другой… незнакомой. Вместе со страхом, удивлением, болью и испугом Катя испытала тогда невыносимую ревность.
Он с другой…
И столько часов, потраченных на самоубеждение в том, что ей абсолютно все равно, что Андрей ей не принадлежит, что все ее надежды никогда не сбудутся, что им никогда не суждено больше быть вместе, были потрачены впустую.
Ей было не все равно.
Но нет! Нельзя сейчас думать об этом… Впереди ночь. И лучше ее пережить во сне, нежели в терзаниях.
Вставив ключ в замочную скважину, Катя обнаружила, что дверь открыта. Она с опаской вошла в квартиру. Там царила темнота.
Трясущимися руками Катя потянулась к выключателю. Нажала его. Вспыхнул свет.
На полу, сгорбившись и закрыв лицо руками, сидел Колька. Вся одежда на нем была разорвана и испачкана в грязь. На колене виднелась запекшаяся кровь. Кровь была и на руках… и на полу.
- Коль, - Катя подскочила к нему, присела рядом. - Колька, что случилось?
Зорькин шмыгнул носом, и медленно убрал с лица руки.
Боже, это было не лицо, а настоящее месиво из ран, синяков и кровоподтеков!
Увидев Катю, Колька отпрянул. Посмотрел удивленно и недоверчиво.
- Пушкарева? - уточнил он после долго разглядывания. - А ты… ты как это так?
Катя хмыкнула и привстала.
- Долгая история. Ты лучше скажи, что с тобой? Хотя нет! Пошли на кухню! - потянула его за руку, помогла подняться. - Тебе нужно обработать раны. Ты давно тут… сидишь?
- Не знаю, - буркнул Колька продолжая на нее пялиться.
Катя сбегала за аптечной. Достала перекись водорода, пентанол, вату, бинты, йод. Выложила все это на стол. Вымыла руки и принялась обрабатывать раны.
Зорькин вскрикивал, недовольно хмурился и молчал.
- Коль! - не выдержала Катя. - Кто тебя так?
Зорькин отвернулся, выхватил из ее рук вату, окрасившуюся в насыщенный темно красный цвет, и после паузы сказал:
- Это Витек со своими дружками.
- А ты зачем с ними связывался? Они же просто так не трогают… Что ты им сказал?
- Ничего! - встал, отошел к окну.
- Коль… - подошла к нему, положила руку на плечо. - Колька!
- Ну, что?! - закричал он. - Что ты хочешь от меня услышать?! Они видели ее! Понимаешь, они видели ее пьяную в подъезде… А я… Они сказали, что моя мама — б*ядь, и ее имели все, кому не лень!
Он вышел в коридор, уткнулся лбом в стену.
- И ты решил опровергнуть это кулаками? - тихо спросила Катя, встав рядом, прижавшись спиной к стене. - Сколько их было?
- Пять… или шесть… Не помню…
- А мама? Она опять… сорвалась?
- Не опять, а снова! В юбилейный сотый раз!
- Коль, я видела брошюру одной недорогой, но хорошей клиники… Я сейчас зарабатываю. Плюс твои доходы. Мы вполне можем себе это позволить.
- Я не знаю, Кать… Она не пила два года… и я уже поверил, что все… Она вылечилась… Она так хотела на море. Мы вместе смотрели сайты, выбирали страну... Я сегодня с утра пошел в библиотеку, я тебе говорил, чтобы вернуть книги, потом отвез заказанную смету… А когда вернулся, под дверью, в подъезде, увидел ее. Она лежала с расставленными ногами. Никакая. Я втащил ее домой, а сам вышел проветриться. Не мог там находиться больше… И тут Витек… Кать, почему мы с тобой такие неудачники? Почему, как только что-то начинает налаживаться, обязательно случается какая-нибудь гадость?
Катя задумчиво пожала плечами.
- Я не знаю…
Зорькин оторвался от стены и снова стал ее разглядывать.
- Это был спор, - тут же ответила Катя на его немой вопрос. - Роман Дмирич сказал, что всего за несколько часов сделает меня красавицей.
- Спор? - вскинул брови и поморщился от боли. - Что-то мне подсказывает, что ты его проиграла… Пушкарева, сознавайся: откуда взяла такую фигурку?
- Зорькин, я тебя сейчас стукну! - предупредила Катя.
- А тебе меня не жалко?
- Жалко — у пчелки! - хмуро ответила она. - Пойдем пить чай!
- Кать, а этот твой Роман Дмитрич не хочет со мной поспорить тоже? Ну, что меня он сделает красивым.
- Ты и так неотразим, - заверила его Катя, ставя чайник на плиту. - Особенно сейчас. Коль, давай йодом намажу!
- Не надо! - выставил перед собой руки. - Хватит с меня мучений! А вообще, да! Говорят, шрамы украшают мужчину, - Зорькин подпрыгнул на месте и хлопнул в ладоши.
- Мужчину украшает солидный банковский счет и дорогой костюм. Боюсь тебя разочаровать, но не во внешности дело… Оказывается. Внешность можно, как видишь, изменить. Преобразить… Как будто бы закрасить краской. Помнишь, нас заставляли летом целую неделю красить парты, покрывать их лаком? - Колька кивнул, улыбнувшись. - Так вот точно так же и с внешностью. Закрасил, загримировал… Но внутри то она все равно останется исписанной и изрисованной.
- Пушкарева… - выдохнул Зорькин. - Вот ты сейчас Америку открыла! Я тебе говорю о другом. Как мне принять цивилизованный внешний вид? И где найти работу? Со своими надписями я как-нибудь разберусь… как только заживут, - лизнул разбитую губу. - Ай! - вскрикнул он.
- Давай йодом! - тут же предложила Катя.
- Нет! Не надо… До свадьбы заживет. До моей точно, - хохотнул он, и ссутулившись поплелся выключать вскипевший чайник.
Через час он ушел домой. Катя даже не предлагала остаться на ночь. Знала, что откажется. Там ведь мать, не пившая два года...
Больная, измученная после смерти мужа, женщина. Она не вынесла ухода любимого человека и предпочла найти утешение в алкоголе. Пила много и очень долго. Колька рос почти беспризорником, и если бы не Пушкаревы, неизвестно, чтобы с ним сталось. Он почти поселился на кухне у Еленны Санны, и из тощего, маленького не по годам мальчика, превратился сначала в подростка, а теперь и вот мужчину.
Два года назад Людмила, мать Коли, попала в больницу с серьезным диагнозом — цирроз печени. Пролежала в больничной палате несколько месяцев, а выписавшись пошла устраиваться на работу уборщицей в школу, и больше не брала ни капли в рот, даже по праздникам.
И вот сегодня не удержалась…
Только бы все обошлось.
Весь следующий день Катерина провела в генеральной уборке. За неделю накопился толстый слой пыли. Она носилась с тряпками, щетками. Мыла, чистила, вытряхивала. И думала только об одном:
«Заинтересован? Вы шутите, Катенька? Да Жданов был ошарашен! Пленен, околдован, выбит из седла! Я впервые вижу его таким, между прочим…» - эти слова, сказанные Романом Дмитричем не выходили у нее из головы.
Неужели Андрей Жданов мог заинтересоваться ею, как женщиной? Неужели смог бы полюбить?
Катя смыла с лица косметику еще вчера. Но и сейчас с новой прической, в новых очках она не выглядела прежней страшилкой. Все зеркала, которые имелись в квартире, показывали милую, юную девушку с задумчивыми карими глазами и прекрасными волнистыми каштановыми волосами, собранными сзади в причудливый хвостик. Именно в причудливый! Теперь все, что бы она ни одела, казалось милым и причудливым. Просто волшебство какое-то!
И вот тут возникал один щепетильный вопрос… Она ведь не сможет вернуть прежний цвет волос и очки, а значит, и по-прежнему выглядеть не сможет… А вопрос вот в чем: а нужно ли ей это? В смысле, выглядеть, как прежде. Может быть, стоит наоборот еще больше измениться, сменить гардероб?
Но тогда есть риск, что Андрей Палыч ее узнает. В смысле узнает в ней Софи… И что тогда? Что будет тогда?
Катя находилась в полном раздрае: и мысленном, и душевном, и физическом. Никак не могла придти к решению, как поступить. Сердце теплилась надеждой… на взаимность от Андрея. А разум иронично смеялся над ее глупыми мечтами, и подыскивал варианты маскировки: от банданы и тугой кички, до парика…
Пока протирала пыль в прихожей, нашла свои старые очки, перемотанные изолентой посередине, и прагматично решила положить их на стол, на самое видное место.
После обеда звонили родители. Мама снова восторгалась Тимуром Казбековичем, тем, что уже через месяц можно лететь на операцию в Германию. А отец недовольно бормотал о том, что ему еще полторы недели мучиться в этом санатории.
Катя решила не говорить родителям о маме Зорькина. Незачем их сейчас огорчать…
Кстати, о Кольке! Он забегал еще с утра. Расспрашивал про ее спор с Малиновским, хвастался шрамами, и, как бы между прочим, заявил, что мама пришла в норму, пить больше не собирается. Но он все равно закрыл ее на ключ, на всякий случай.
- Пушкарева, я вчера долго думал над твоими слова… Короче, это называется социальная роль. Помнишь, мы с тобой в университете по психологии это проходили. Каждый человек в своей жизни играет минимум десять ролей — это ребенок, ученик, студент, художник, старик и так далее. Так вот мы с тобой — неудачники. И выглядим так и поступаем так же. Мы застряли в этой роли, и поэтому топчемся на месте, и ничего не меняется в нашей жизни в лучшую сторону… Катька, я все придумал! Нам нужно начать с чего-то простого, не требующего больших затрат душевных, а главное — денежных. В общем, мы станем реперами.
- Что? Коль, тебе голову вчера не сильно повредили?
- Подожди! Ты даже не выслушала! Во-первых, это модно, круто и современно. Во-вторых, ничего сложного в написании рифм я не вижу. В-третьих, образ тоже создать легко. Широкие джинсы, огромная футболка. Прически — никакой. И все! Ты уличная звезда!
Катя тогда над ним долго смеялась. Колька обижался, доказывал. Даже текст ей прочитал, что написал. А вечером пришел переодетый в одежду на несколько размеров больше, чем требуется. Достал старую кожанку своего отца, нацепил солнцезащитные очки, и долго крутился перед зеркалом, размахивая руками.
- Ну, почему ты не выбрал образ, например, бизнесмена или предпринимателя? - хохотала Катя.
- Это скучно, нет простора для творчества!
- С каких это пор ты заинтересовался творчеством?
- Я, может быть, в душе какой-нибудь скрытый гений. Поэт или музыкант. Просто я еще об этом не знаю.
- Зорькин, ты от скромности не умрешь! - они снова смеялись, теперь уже вместе. Но как-то не смешно было внутри. Оба делали вид, что все в порядке, но понимали, что это не так.
Коля не сказал Кате, что мать нашла припрятанную бутылку вина и выпила ее залпом. А Катя не сказала Коле, что умирает от неразделенной любви к собственному начальнику. Но и без этих слов они все равно были вместе, и негласно поддерживали друг друга.
В воскресенье поднялся жуткий ветер. За окном трепетали пожелтевшие листья, и не выдержав тряски, срывались и падали на землю.
Катя с утра была грустна и молчалива. Она сидела на кухне, смотрела в окно, сжимая горячую чашку чая, и плакала.
Нет… У нее нет ни единого шанса, нет будущего с Андреем. Даже если он заинтересуется ею, влюбится… Это ведь будет всего на пару ночей. Очередная женщина в длинном списке… А потом он ее бросит. И что дальше? Увольнение? Снова ядерная боль? Переживет ли она ее еще раз?
Нет. Определенно, не переживет. Она и сейчас еле жива.
Значит, забыть? Забыться? Жить так, будто бы ничего не произошло. Она — секретарь, он — начальник.
Работа, кредит на поездку родителей в Германию, деньги Зорькину - на клинику для тети Люды. Так много от нее сейчас зависит. И она не имеет права сейчас предаваться страданиям и глупым надеждам.
- Пушкарева, жду тебя на улице! - крикнул Зорькин. Он уговорил ее пойти на выступление каких-то известных реперов. Кажется, Гуффи… или Гуф. А может быть, Пуфф?
Катя накинула пальто, натянула берет и ушла в свою комнату за сумочкой.
И вдруг услышала в коридоре звук открывшейся двери и звучные шаги.
- Коль, я уже иду! - крикнула Катя, выходя из комнаты.
Но перед ней оказался совсем не Зорькин.
- Здравствуйте, Андрей Палыч… - прошептала Катя испуганно, и попятилась назад.